Буря пришла откуда не ждали: от американцев же ничего положительного нельзя было ждать в принципе. Одни подвохи да провокации, из-за чего все заботы по разоружению и «снятию международной напряжённости» целиком ложились на рабоче-крестьянские плечи СССР.
Вообще-то, Пушкарёва «шла на медаль», хотя до окончания школы ещё пара лет, но классные руководители уже тогда начинали выстраивать планы по отличникам и претендентам, отчитываясь в районо. Двоечники и троечники после восьмого класса уходили из школы в профтехучилища, оставляя на старом месте самых лучших и как бы наиболее целеустремлённых.
Инна Бендер вот как раз ушла в ПТУ, а Пушкарёва (впрочем, как и Маруся Тургояк) застряла в серой зоне максимально устойчивой середины: им вполне доставало дружбы друг с дружкой, а также авторитета у сверстников, так что можно не обращать внимания на оценки и учителей. Учёба не особенно интересовала девочек, отныне постоянно плавающих в бальзаме чувств и физиологических протуберанцев, вписывающих свои новые телесные свойства в плавный ход повседневной советской жизни.
Девочковая цивилизация умеет обособляться внутри любого, даже самого дружественного социума. Уже тогда многие из них, неосознанно подражавшие матерям и внутрисемейным раскладам, начинали, несмотря на девство, превращаться в маленьких женщин, с прорастающими изнутри стереотипами. Благо спокойная и сытая жизнь, не особо богатая внешними событиями, всячески способствовала повсеместной типизации.
Правда-матка
Однако в каждом бальзаме, даже самого экзотического букета, внешние струения следует отличать от внутренних. Я почему-то почти уверен, что в непроницаемой толще внутреннего бассейна женская сила неподвижна и не детализирована, хотя вокруг этого глубинного центра вьются, как длинные тонкие водоросли, реакции на внешние раздражители, типа моды или любой «общественной жизни». Поэтому, с одной стороны, Пушкарёва, как и положено девочке её возраста, спит с открытыми глазами, как бы повёрнутыми внутрь тёплого телесного дома, но, с другой, она, комсомолка и хорошистка, хочет быть вместе со всеми. Не хуже других.
Мама Галя к тому же волнуется. А тут Раиса Максимовна брызжет слюной на педсовете, выкрикивая опять и опять «контрпропаганда», точно желает опереться на длинное, двухсоставное слово с трещиной посредине. Раньше она с такой же боевой готовностью петь с чужого голоса да самозабвением, эротически туманящим взгляд, проводила открытые уроки по «Возрождению» и «Малой земле», книгам дорогого Леонида Ильича, ныне сданным в уценку. Дальше будет дорогой Черненко Константин Устинович, который, правда, книг не писал (не успел), а чуть позже – такая же агрессивная и экзальтированная «борьба с пьянством и алкоголизмом», посягавшая на самый центр традиционного уклада.
Правду-матку Майскова резала, разговаривая готовыми кирпичами (иначе не умеет), постепенно переходя на визг.
– Как же так, перечислив притворные и лицемерные американские инициативы, Елена Петровна Пушкарёва забыла подчеркнуть особую роль миротворных инициатив, предлагаемых советским правительством, неустанно борюющимся… поборовобовшимся… соборовшимся… побеждающем на ниве борьбы за мир во всём мире!
Диссида зелёная
Кто подучил Лену расплакаться в покаянном скрипичном ключе, согнувшись так, чтоб слёзы непосредственно на линолеум в учительской капали? Какая природная сила подсказала линию спасительного поведения, от которого даже у самой жестоковыйной завучихи (она же тоже мать!) защемит сердце.
Другое дело, что можно такими ситуативными решениями спасти положение конкретного часа, но общее недоверие, поселившееся в начальственном мозгу, уже не перебить. Отныне подозрение, точно клеймо на плече, будет с Пушкарёвой, в школе обычно никем не замечаемой, теперь навсегда. Какая медаль, быть бы живу.
После того как учителя ставят на девочке крест (Вася чувствует вину за невольное соучастие в этой публичной казни, хотя этим хрупкая, низкорослая Лена станет бравировать, как мальчишеским подвигом), ей и самой ничего не остаётся, как начать «катиться по наклонной плоскости». Никакие книги теперь не помогут. Никакие друзья и подруги: где тонко – там, скорее всего, оно и прорвётся. Русские демоны долго дремлют и ещё дольше запрягают, но однажды, прорвавшись наружу и сломав шаблон, внутрь не загоняются.
