не слышит.
– Как Габриэла? – спрашивает Тами и говорит Гайе: – Ее внучка. Гениальная виолончелистка. Стоп! – Тами хлопает себя по лбу. – Сегодня же день рождения у Ноа! Верно? Сколько ей? Сорок? Господи, какие мы уже старые…
Тами тут же принимается бомбардировать страницу Ноа в “Фейсбуке” сердечками и восклицаниями “Мазл тов!”, параллельно объясняя Гайе:
– Ноа – это дочка Ципоры. Я знаю ее с самого рождения. Та еще оторва была. Никогда не забуду, когда ей было семнадцать или восемнадцать, она замутила роман с женатым мужчиной, и мы все жутко боялись, что его жена заявится в дом Ципки и всех поубивает. А сегодня это очень серьезная особа, работает в муниципалитете Тель-Авива. – И, глянув на Ципору, Тами с фальшивым интересом спрашивает: – А что именно она там делает?
– Шум создает, – отрезает Ципора и меняет тему: – Так ты профессор богословия?
Гайя открывает рот, но вместо нее отвечает Тами:
– Гайя переписывает Библию в новом гендерном ключе. Человечество начинается с Евы, нашей праматери, из ребра которой был создан Адам…
– Солнце мое, не все готовы выслушивать такое с утра, – мягко останавливает ее Гайя и кладет ладонь поверх руки Тами. – Это результат исследования, которое я провожу под впечатлением от “Женской Библии” Элизабет Кэди Стэнтон, которая сражалась за права женщин в девятнадцатом веке.
– Звучит беспрецедентно претенциозно, – выдает Ципора и залпом выпивает полбокала просекко.
Тами взрывается:
– Ципи!
– Это правда, – соглашается Гайя, – переписывание Библии в новом ракурсе – звучит и впрямь претенциозно и пафосно. Но для революции требуются и наивность, и пафос, и даже самонадеянность. Женщины заслужили историю, в которой они – героини, созидательницы и предводительницы, милосердные и справедливые, но все это нужно вовсе не для того, чтобы выглядеть лучше мужчин, а чтобы принять на себя ответственность за свою жизнь, чтобы наконец осознать: все, что произошло с нашим народом, возвышенным и униженным, завоевателем и завоеванным, все это – заслуга и вина не только мужчин, но и женщин. Полагаю, для тебя все это звучит набором клише из спецкурса про гендер в иудаизме, – Гайя улыбается Ципоре, – но женщины смогут влиять на будущее, только если поймут свою роль в прошлом. Нам нужна книга, в которой мы были бы не только кормилицами, матерями, наложницами, проститутками и безымянными женами, но и царицами, судьями, убийцами и пророчицами.
– Аллилуйя! – Тами аплодирует и чуть не опрокидывает новую бутылку просекко, которую официант только что поставил на стол. После чего заговорщицки шепчет: – Расскажи Ципоре, что ты узнала об Екклесиасте.
– Это не такое уж и открытие, – отмахивается Гайя, но на щеках у нее разгорается румянец.
– И что же ты узнала? – интересуется Ципора. – Что если бы в то время был клоназепам, Екклесиаст не мучился бы от депрессии?
– Не мучилась, – поправляет Гайя с застенчивой улыбкой.
– Екклесиаст – женщина! – торжествующе провозглашает Тами, словно это самая горячая сплетня. – В Библии черным по белому написано: “Сказала Екклесиаст”!
– Глава 7, стих 27, – уточняет Гайя.
– А во всех других местах написано “Екклесиаст сказал”? – спрашивает Ципора. Так и не дождавшись кофе, она снова вынуждена глотать просекко.
– Да, – отвечает Гайя.
– Значит, просто ошибка уставшего переписчика, – заключает Ципора.
– Я не утверждаю однозначно, что Екклесиаст была женщиной, – Гайя подбирает под себя и вторую ногу, – но это на самом деле не имеет значения. Екклесиаст – это идея, подумай об Екклесиасте как о группе людей, общине, сообществе. Я считаю, что мы все выиграем, если Екклесиаст окажется бесполым.
– Лехаим![16] – Тами поднимает свой бокал.
Ципора, которая до смерти хочет курить, вынуждена довольствоваться еще одним глотком просекко. Ее горло будто сделано из олова, и каждый глоток сопровождается скрипом, который слышит только она.
– Скажи-ка, – Ципора прищуривается, глядя на Гайю, – разве не интереснее написать новую книгу, чем переписывать ту, что, помимо страсти к человеческим жертвам, завоеванию народов и пренебрежению к женщинам, еще и топит против однополой любви?
– Библия запрещает заниматься сексом мужчине с мужчиной, – терпеливо отвечает Гайя, – но это лишь доказывает, что влечение между мужчинами существовало с незапамятных времен, а следовательно, будет существовать и впредь. Что же касается лесбиянок, то Талмуд только предостерегает нас от женщин, которые “сплелись одна с другой”.
– “Сплелись”, – мечтательно улыбается Тами, – звучит довольно сексуально.
Ципора думает о том, чем ее подруга занимается с этой женщиной. “А я смогла бы быть с женщиной?” С мужчинами-то она давно завязала. Последним мужчиной, которому она открыла сердце, был Джеймс Джойс.
На бутылку садится пчела, взмахом руки Ципора прогоняет ее и спрашивает:
– А как насчет того, что именно Библия – причина кровавого конфликта с нашими арабскими соседями и гражданской войны, которая вот-вот разразится в стране между светскими и религиозными?
– С каких это пор ты стала такой политизированной? – усмехается Тами. – Единственный раз, когда мы с тобой отправились на демонстрацию, нашей целью было познакомиться с красивыми парнями. Но таких там не было. Наверное, потому что мне следовало искать красивых девушек.
– Причиной конфликта является не Библия, – возражает Гайя, – а экстремисты, использующие ее в своих целях. И мы не сможем победить их, если не будем знать Библию, Ветхий Завет и Новый. И Коран. Игнорировать Книгу Книг, как делают некоторые мои коллеги по академии, – значит игнорировать свои корни. Если бы две тысячи лет евреи не мечтали вернуться на землю предков, то сионистам не было бы за что бороться. Поселись мы в Уганде, это была бы уже совсем другая история.
– Если бы мы жили в Уганде, я бы переспала с негром, – говорит Ципора.
Тами давится смехом, а Гайя в полном ужасе от “негра”.
Проклятый библейский миф, думает Ципора, просачивается в подсознание, как мутные грунтовые воды. С чего вдруг она слышит глас Божий? Обидно, что после аварии ее мозг не выдал ничего оригинальнее… Но это не ее вина. Что еще можно ожидать в стране, в которой где ни копнешь, обнаруживается древняя гробница, а родители называют своих детей библейскими именами? Она, между прочим, выбрала имя Ноа для дочки из-за звучания, а не в память о библейской феминистке, дочери Салпаада.
Она готова поспорить, что в других странах дети не сидят в классе рядом с Иисусом, Тором или Одиссеем. Всю жизнь она была Ципорой, которую окружали бледные призраки из Библии: соседский Давид, который заехал ей футбольным мячом между глаз, учитель биологии Соломон – самый тупой человек на свете, Яэль[17], которая на курсе молодого бойца запуталась в веревках и обрушила на всех палатку, Эстер – служащая банка без намека на чувство юмора. Да зачем далеко ходить – ее саму, которая даже не была замужем,
