оценивали и до сих пор оценивают историки в разных странах. Потому что, пожалуй, ни одна из операций Второй мировой войны не получала более противоречивых оценок. Вплоть до того, что для кого-то Дюнкерк – это безоговорочная победа, а для кого-то – такое же безоговорочное поражение.
Почему такие разногласия? Причин много.
Для Англии это была однозначно победа. Вроде бы о какой победе может идти речь, если войска вынуждены были бежать, бросив оружие? Но Дюнкерк невероятно подействовал на дух нации. Англичане воочию увидели, что пусть половина Европы уже пала перед Гитлером, пусть поражение Франции неминуемо, но Британия не разгромлена, и у нее есть вождь, который готов сражаться до конца.
«Все мы стали свидетелями нашего чудесного избавления, ставшего возможным благодаря героизму, непоколебимости, бесстрашию, дисциплине, находчивости, мастерству и несокрушимой преданности наших военных, – говорил Черчилль в своей знаменитой речи после окончания Дюнкеркской операции. – Британцы и французы совместными усилиями смогли отбросить врага назад. Он получил такой мощный отпор, что в итоге не смог серьезно помешать эвакуации. Пока Королевские ВВС оттягивали на себя удары основных сил германской авиации, нанося им тяжелый урон (на каждый сбитый британский самолет приходилось по меньшей мере четыре немецких), наш флот, задействовав почти 1100 судов всевозможных типов, спас более 335 000 французов и британцев от смерти и ужасов плена, предоставив им возможность еще послужить родине и принять активное участие в решении стоящих перед нами насущных задач. Я хотел бы отметить, что нам следует быть весьма осторожными в наших оценках происшедшего и ни в коем случае не считать свершившееся чудесное избавление нашей победой. Эвакуациями войну не выиграть…
Несмотря на то, что обширные европейские территории и многие древние государства уже оказались или вот-вот окажутся в цепких руках гестапо, пав жертвами нацистского режима, мы не должны терять веру в себя. Мы будем биться до конца и на континенте, защищая Францию, и на просторах морей и океанов, и даже в воздухе, где вскоре, я уверен, мы тоже достигнем значительных успехов, – мы будем воевать решительно и напористо и обязательно отстоим свой остров, чего бы нам это ни стоило. Мы будем драться с врагом и на наших берегах, если ему хватит наглости тут высадиться, и на полях и лугах, и среди холмов и гор, и в тесноте городских улиц – мы всюду дадим противнику достойный отпор. Мы ни за что не сдадимся! И даже если (хотя лично я никак не могу в это поверить) какая-то часть Британии или весь наш остров не выдержит натиска нацистов и окажется в голодном рабстве, то остальные земли нашей огромной империи, находящиеся далеко за морем, продолжат наше дело при поддержке и под защитой британского флота до тех пор, пока, Бог даст, Новый Свет не обрушит на врага всю свою силу и мощь, чтобы спасти и освободить Старый Свет».
Речь Черчилля после Дюнкерка стала настоящей сенсацией. Ее цитировали, ею восхищались, англичане чувствовали в ней истинный дух нации. Известная писательница Марджери Аллингем писала: «Вот уж действительно, г-н Черчилль настоящий бульдог. Он просто воплощение национального бойцовского духа, типичный англичанин в бою – никогда не уступает и готов с радостью распилить салонный рояль на дрова, лишь бы огонь в очаге не погас… В конце концов, он приползет… весь в крови, но счастливый и с сердцем врага в зубах…»
И такие настроения царили во всей Англии. Всего две недели назад все были уверены, что армия потеряна, сделать ничего нельзя, держава гибнет, немецкое вторжение неминуемо. И вдруг – о чудо – армия спаслась! Силами всей страны, вышедшей из спячки и доказавшей, что ее былая мощь способна возродиться. Пораженческие настроения сменились уверенностью, что Англия еще всем покажет!
Да, для англичан это была победа. Потерянная техника была мелочью по сравнению со спасением армии и невероятным подъемом боевого духа всей страны.
В других странах Дюнкеркскую операцию в основном оценивают куда более скептически. Что в общем-то вполне естественно. Если смотреть только на голые факты, не делая оценок и не рассматривая итоги операции и ее влияние на последующие события, картина получается печальная: британские войска бежали, побросав технику и оружие, потеряли в ходе бегства кучу людей, кораблей и самолетов, бросили на растерзание врагу своих союзников (те 40 тысяч французских солдат, которые попали в немецкий плен). Чем тут гордиться? Поражение, как оно есть.
Немцы точно были уверены, что англичане потерпели поражение, и рассчитывали, что их довольно быстро удастся добить – сначала бомбардировками, а потом высадиться в Англии и окончательно подчинить ее. Хотя и свои действия они оценивали как не слишком удачные – все-таки помешать эвакуации им не удалось.
Французы, конечно, не смогли простить англичанам свой попавший в плен арьергард. И уж тем более то, что французская армия вскоре была окончательно разбита, Париж взят, страна оккупирована немцами, а Англия, как обычно, сумела отсидеться на своем острове. По их мнению, англичане должны были сражаться, а не эвакуироваться, тогда, возможно, совместными усилиями им и удалось бы справиться с немцами.
Эту точку зрения разделяли и некоторые военные в Англии. Как писал участник боев за Дюнкерк английский офицер Ричард Сквайрс: «Дюнкерк был бегством с поля боя. Дюнкерк был предательством по отношению к нашей союзнице Франции. Дюнкерк был пощечиной для английских солдат, которые хотели сражаться, а не эвакуироваться под огнем вражеских орудий». Безусловно, эвакуация стала сильным психологическим испытанием для многих солдат и офицеров. Если большинство людей в Англии видели в ней прежде всего спасение армии, то сами участники эвакуации считали, что это отступление, если не сказать – бегство.
Советские историки еще более категоричны. По их мнению, британская армия обязана была остаться и вместе с французами и бельгийцами самоубиться об немецкие танки, чтобы дать возможность основным французским силам провести контрнаступление и, возможно, переломить ход войны. Что ж, русская и советская армии не раз шли в атаку, чтобы оттянуть на себя силы противника и помочь союзникам – вспомнить хоть Нарочскую операцию 1916 года, хоть наступление в январе 1945. Заодно можно вспомнить, что людей они потеряли в этих сражениях много, а благодарности никакой от союзников не получили. Не знаю, можно ли винить Англию за то, что она так делать не стала и предпочла сберечь своих солдат, а не чужих. Слишком сложный вопрос, не зря о нем спорят до сих пор.
Впрочем, по крайней мере в одном все современники событий при Дюнкерке, а также исследователи и историки, изучающие
