знаем, что творится в твоей душе. Что ты понимаешь: с тобой творится неладное. Ты порой ненавидишь себя. Тебя угнетают мысли о самоубийстве. Но ты не в силах справиться с чудовищными вспышками в себе. Казнишь себя за это. Мы понимаем, что это не вина твоя, а беда. И мы хотим тебе помочь…»
— … Ну, это по существу, — сказал я, — а какие конкретно тут слова подобрать, они лучше знают. Психологи. Ну и вот так выступить по телеку. По Москве.
Гринев скептически ухмыльнулся:
— Ты думаешь пробудить в нем совесть? Что-то человеческое?..
Я пожал плечами:
— А чем черт не шутит… Может, и так. Хотя я в это не верю. Мой главный мой расчет все-таки на другое.
— То есть? Поясни.
Я пояснил: и без психолога понятно, что этот неведомый тип — пришибленный нарцисс. В болезненной степени. О себе самом он немерено высокого мнения, которое в реальности никак не подтверждается. Ни в карьере, ни в личной жизни, нигде. Попросту он тщеславное ничтожество. При этом формальное образование у него приличное. Какой-нибудь достаточно престижный вуз, если он москвич. Не удивлюсь, если и слог у него неплохой, и он ведет тайный дневник, а может, даже, пишет нечто вроде повести о своих мерзостях. При этом пишет скорее от третьего лица, чем от первого. Не решается доверить бумаге то, что творится с ним…
Тут я почувствовал, что меня унесло совсем в зыбкую психологию. Зато по оживившемуся взгляду Гринева догадался — он поймал, куда я клоню.
— Погоди-ка, — промолвил он. — Ты хочешь сказать…
Я хотел сказать, что увидав и услыхав такое обращение к себе на всю Москву, дешевая честолюбивая натура маньяка должна возликовать. И реакция скорее всего будет такой: от напишет анонимный ответ с какими-нибудь душевными кривляниями. С самолюбованием. А еще вероятнее — затеет игру «поймай меня». То есть в тексте будут какие-то намеки на его личность и местонахождение. Типа — а ну-ка догадайтесь, кто я, где я?..
— Сыщики-разбойники, — криво ухмыльнулся старший лейтенант.
— Точно так, — подтвердил я, и сказал, что знаменитые убийцы, так и оставшиеся неразгаданными — Джек-Потрошитель в Англии и Зодиак в США — играли с полицией в эти игры. Писали издевательские письма.
— Ха! Но этих уродов так и не нашли.
— Они не нашли, а мы найдем, — возразил я.
Гринев промолчал, но по его лицу я видел, что попал в какую-то существенную точку.
— Хм… — почти повторил он, однако с иной интонацией. Совсем иной. Видно, что он уже стремительно соображает, комбинирует. — Вообще, ты знаешь, в этом что-то есть.
Он вновь бросил взгляд на часы.
— Мне на Петровку надо… — проговорил он, явно размышляя, — часа через полтора. Там… да, пожалуй, потолкую там на эту тему. Есть с кем.
И встал. Я тоже.
— Да, — сказал опер уже твердо. — Это мысль. Вот что! Завтра давай увидимся… Сможешь?
— Без сомнений.
Он кивнул.
— Только не здесь. Тоже незачем тут часто мелькать… Да и суббота завтра, как бы выходной!..
«Как бы» Андрей произнес с непередаваемой иронией.
Короче, договорились встретиться в пол-первого близ станции «Кузьминки». Совсем недалеко от офиса «Московских зорь». И распрощались.
День был довольно теплый для середины октября, но неровно-облачный, ветреный. Дождя вроде бы не предвиделось, но московский климат такой: не предвидится, не предвидится, а потом вдруг как брызнет ни с того, ни с сего…
Впрочем, я о том не думал. Думал о другом. О своих потенциальных преимуществах в этом мире, которые надо воплощать в действия. Ведь я тут некто вроде ясновидящего…
И тут меня переключило на своего рода игру, что ли. Я стал вспоминать, а что случилось в октябре 1995 года. Ну, после тринадцатого числа, конечно. Что там было?..
На память мне грех жаловаться. Жизнь отремонтировала. Что незачем помнить, и то помню.
Так что там было?..
Партия «Наш дом — Россия», давно канувшая в Лету… Правительство Черномырдина, мастера афоризмов… Его самого долго не могли утвердить, но утвердили, наконец. Хотя нет! Это позже Виктора Степаныча никак не могли утвердить, во время дефолта 1998 года. А в девяносто пятом он был полноценным премьер-министром. Да… Что еще? Наш экипаж Ил-76 все в плену у талибов. В Азербайджане, в Бакинском метрополитене случилась страшнейшая катастрофа. Пожар. Сгорели сотни — сотни!!! — людей. Ад. Но это было где-то в последних числах октября…Ну, Чеченская война, естественно. Терроризм…
Стоп. Это же как будто тогда и было⁈.. Ну да!
Дата прямо включилась в памяти, как будто кто рубильник повернул. Четырнадцатого! Да. Конечно, я не помнил, что это суббота, но сама дата четко воскресла, словно того и ждала.
14 октября 1995 года на Красной площади произошел теракт, не имевший никакого отношения к событиям на Кавказе. Какой-то придурок, вроде бы мелкий предприниматель — имя-фамилия у меня, конечно, не сохранились, да вряд ли и вообще я это знал — запутался в долгах, кредитах и решил поправить дело радикально. Изготовил муляж взрывного устройства, пришел на Красную площадь, где и ворвался в автобус с туристами. Вроде бы детьми. Взял в заложники, потрясал муляжом, требовал кучу денег и пути отхода… Естественно, а тему включилась ФСБ.
Удивительно, но требуемую сумму ему привезли. И вроде бы даже не фальшивками. А вот с путями отхода вышла труба. И навсегда. Пока потрясенный террорист разглядывал бумажки, в восторге сознавая, что жизнь наконец-то удалась, эта самая жизнь и кинула подляну. В лице спецназа. Мудак, понятное дело, утратил бдительность, вот тут его и грохнули. Ювелирно. Ни один человек не пострадал.
Память моя работала настолько неплохо, что восстановила фотографию в газете: выволоченный из автобуса труп горе-захватчика на брусчатке, на фоне Кремлевской стены и Спасской башни, почему-то без обуви, в белых носках с грязными подошвами. Поиграл в мужские игры… Еще вспомнилось, что мы тогда в общаге острили: дескать, мужик минуты полторы побыл миллиардером. «Новым русским». Ну, тоже достижение!
Под эти воспоминания я вышел на Рязанский проспект. Подумал — и решил заглянуть в «Зори». Там работенка в любой час должна найтись, а подкалымить не мешает. «Каблук», правда, остался возле общаги, но если что, смотаюсь туда-сюда. Загляну-ка на фирму!
Проехал одну остановку на метро до «Кузьминок» и вскоре был на месте. Только зашел в длинный коридор, как наткнулся на суетливого Глушко. Он не то, чтобы обрадовался мне, нет.
