Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Илюшин в который уже раз подумал о том, какое большоевлияние имеет мать на своих уже выросших детей. Машины и Лариса его неинтересовали, и, подождав, когда беседа войдет в подходящее русло, он спросил:
– Эльвира Леоновна, а отчего окно одной из комнат напервом этаже всегда закрыто ставнями?
Вместо матери живо ответил Леонид:
– Там устроили склад старой мебели. На чердак ее неподнять, а выкидывать жалко.
– Совершенно верно, – кивнула Шестакова. –Например, до одного комода у меня никак не доходят руки – его надо бы отреставрировать,и получится прелестная вещь, весьма функциональная. Или взять книжный шкаф! Длябольшинства комнат он очень велик, к тому же гостям не нужно, чтобы мебельзагромождала пространство – ведь комнаты и без того небольшие. Но расстаться сним я не в состоянии – он дышит старыми книгами, и мне иногда кажется, будтошкаф их даже читал и стал куда начитаннее, чем я.
Все рассмеялись. Эльвира Леоновна улыбнулась и пожалаплечами.
– Но до того, как сделали склад, там жили, –невпопад сказала Эля, и все посмотрели на нее. – Я имею в виду, тамостанавливались гости, – словно оправдываясь, добавила она. –Например, тот художник… Помнишь, мама?
– Помню, конечно, – с неудовольствием отозваласьЭльвира Леоновна. – Весьма утомительный гость – вечно ноющий, переживающийза свое здоровье по любому пустяку, требующий ухода, как ребенок. Жаловался на…
Она вдруг замолчала. Молчание длилось не больше пары секунд,и его тут же нарушил Эдуард:
– Жаловался на то, что машины шумят за окном.
– Да-да, – с едва заметным облегчением подтвердилаЭльвира Леоновна. – Жаловался на шум. Я уже и забыла об этом…
– А я его помню, – задумчиво сказала Эля. –Он был совсем не похож на художника – такой маленький, толстенький, шишковатый,как картофелина.
Она улыбнулась.
– А почему после него из комнаты сделали склад? –заинтересовался Макар.
Снова наступило молчание, которое, продлись оно на секундудольше, можно было бы смело назвать неловким.
– Потому что для вещей не хватало места! –объявила Лариса, отправляя в тонкогубый рот дольку яблока. – Послушайте,Макар Андреевич, неужели вам действительно так интересно, кто жил в этом доме?Мы уже сами давно забыли, кто, когда и зачем сюда въезжал. Здесь столькопомещений! Вы бы еще попросили перечислить поименно всех, кто останавливался ввашей комнате! И доску повесить на стену – мемориальную. «Здесь в мае дветысячи восьмого года был проездом Макар Андреевич».
Она рассмеялась, оглядывая остальных, словно приглашая ихтоже повеселиться над неуемным любопытством гостя.
– А я вот помню, кто там жил, – с неожиданнымупрямством сказала Эля, и смех Ларисы оборвался. – Там жила Танюша!Татьяна Любашина, – пояснила она для Макара. – К сожалению, у неебыла трагическая судьба.
– Ну да, – фыркнула Лариса. – Трагическаясудьба путаны!
– Ты не можешь этого знать! – отрезала Эля, иЛеонид с Эдуардом переглянулись, удивленные несвойственной старшей сестререзкостью. – Тебе было всего семь лет, когда она умерла.
– Но я уже тогда была умнее тебя и лучше разбиралась влюдях!
– Лариса!
Строгий оклик Эльвиры Леоновны заставил обеих девушекзамолчать. Эля покраснела, но в глазах ее горело упрямство. Лариса небрежнозакинула ногу на ногу, довольная тем, что оставила за собой последнее слово.
– Простите их, сегодня все немного возбуждены, –извинилась Эльвира Леоновна перед Макаром. – В самом деле, я сейчас тожевспомнила – в той комнате жила Татьяна Яковлевна. Точнее, в двух, но после еесмерти одну комнату фактически превратили в сарай, и пройти в нее из доматеперь нельзя. А вторая – да, заколочена. Татьяна, Татьяна… Несчастная женщина,не вполне здоровая. У нее была тяжелая жизнь. Думаю, то, что в последние годыпринято называть послеродовой депрессией, сыграло свою трагическую роль – Таняпокончила с собой. Утопилась.
Шестакова вздохнула.
– Это очень печальная история, и я отчасти чувствуюсвою вину в том, что произошло. Никому из нас не нравилась Любашина. Мы былимолоды, жестоки и – что скрывать, Макар Андреевич! – эгоистичны, какбольшинство женщин. Уверяю вас, когда у тебя четверо детей, становится не дотого, чтобы помогать другим несчастным. Мне тогда казалось, что Любашинапрезирает нас с сестрой, и все ее поведение только подтверждало это. Она быланесколько… э-э-э… легкомысленна и всячески задирала мужчин, приходивших к нам вгости, – так что в конце концов все они стали ее избегать, чтобы непопадать в неловкое положение. Лишь много лет спустя мне пришло в голову, что,возможно, Татьяне страстно хотелось попасть на наши вечера – как-никак у насбывали известные люди, умные, образованные, интересные… Но она скрывала своежелание под маской напускного презрения. Увы, у меня не хватило мудрости этопонять.
– Мама, ты ни в чем не виновата! – возмутилсяЭдуард, бросив рассерженный взгляд на Элю.
– Нет, Эдя, виновата. Я хорошо помню один вечер – затри дня до того, как случился тот ужас. Я тогда испекла пирог, и мне взбрело вголову угостить им Татьяну. Вот я и спустилась к ней на первый этаж…
* * *
1990 год, конец января.
Пирог они вдвоем с Розой испекли из остатков антоновки,долежавшей до января, в надежде, что к ним заглянут Антоша с Борей Чудиновым.До субботы было еще несколько дней, но иногда Соколов заходил просто так, безвсякого повода, зная, что ему всегда рады в этом доме. Солнечный, обаятельный,улыбчивый, по-мальчишески беззаботный, он наполнял дом шутками и весельем,подтрунивал над Чудиновым, возился с детьми, без обиды принималпокровительственное отношение сестер, выражавшееся в ненавязчивой опеке. Помолчаливой договоренности Эльвира и Роза не разговаривали между собой оСоколове, а с ним каждая общалась так, чтобы не выставить себя на посмешище,если окажется, что Антоша все же влюблен в другую сестру.
За год, прошедший с его первого визита в дом Шестаковых, онстал у них совершенно своим. «Прижился Антоша, пригрелся», – шутил рыжийЧудинов. Антоша и вправду прижился и по многим серьезным вопросам – если не повсем – советовался с Эльвирой и Розой, признавая за ними практическую сметку,ум и находчивость. Единственной темой, которую он никогда с ними не обсуждал,была его профессиональная деятельность.
Весь вечер у Эльвиры сладко ухало сердце в предвкушении тогомомента, когда снизу раздастся звонок – один длинный, один короткий – икрасивый баритон Соколова разнесется по лестнице. На Чудинова она не обращала особоговнимания, воспринимая его как безобидный, а временами и небесполезный придатокк Антону, и иной раз даже не могла вспомнить, приходил ли он за компанию сАнтоном или нет. Боря был такой ручной, такой незаметный… Все мужчины рядом сСоколовым казались ей незаметными.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
