Демократическая интеллигенция, «третий элемент», расширила и углубила требования земской оппозиции, придала им большую определенность и вынесла на улицу. На этих многочисленных банкетах обывателю впервые приходилось подходить к формулировке политических требований и приобретать вкус к участию в общественной жизни.
Теперь казалось многое возможным. В декабре 1904 года И. В. Гессен объяснял «освобожденцам», «что уже поздно заниматься пропагандой и агитацией, ибо немедленно надо добывать конституцию». Многим казалось, что нечего больше делать: «ибо действительно не пробавляться же бесконечно повторением банкетов». Представлявший левое крыло Союза освобождения Г. А. Ландау призывал добиваться расширения движения. И. В. Гессен не соглашался: раньше стоило думать о привлечении широких масс, теперь настала пора действовать. Схожую точку зрения проводил С. Н. Прокопович: «теперь мол за banque (видимо, имеется в виду ва-банк. — К. С.) или мы все в январе „выдохнемся“ и будем закинуты к черту на куличики или добудем конституцию». В. Я. Гуревич возражал, полагая банкетную кампанию лишь важным этапом политической борьбы. Эта позиция встречала непонимание и даже раздражение Прокоповича.
Революция
Столица застыла в ожидании 9 января. Но в общественных кругах не хотели просто ждать. Накануне, 8 января, И. В. Гессен заехал к Витте. В передней стоял князь А. Д. Оболенский. «Что-то завтра произойдет?» — спросил он. Председатель Комитета министров встретил гостей сухо, с раздражением. Сразу заметил, что он не в силах влиять на положение дел в стране.
Вечером прошло совещание в редакции «Сына Отечества» на Невском проспекте. Было около 11 часов вечера, а собравшиеся литераторы обсуждали необходимость избрать делегацию к Витте. Выкрикивались фамилии. В итоге в делегацию должны были войти Н. Ф. Анненский, К. К. Арсеньев, И. В. Гессен, Максим Горький, Н. И. Кареев, Е. И. Кедрин, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов, В. И. Семевский, рабочий Д. Кузин. Около полуночи они были у Витте. Витте обещал переговорить по телефону с министром внутренних дел князем П. Д. Святополк-Мирским, который вроде бы согласился принять делегацию. Они заторопились на Фонтанку, но швейцар сообщил: «Их сиятельство уже легли почивать». Делегацию поджидали в Департаменте полиции, располагавшемся дверь в дверь с квартирой министра. Там литераторов встретил генерал К. Н. Рыдзевский, товарищ министра внутренних дел, который заявил, что все необходимые распоряжения уже сделаны, и посоветовал воздействовать на рабочих.
В тот день многие старались хоть что-то предпринять, чтобы предотвратить несчастье. 13 января 1905 года министр императорского двора и уделов барон В. Б. Фредерикс рассказал А. А. Кирееву предысторию Кровавого воскресенья:
В субботу 8-го было известно, что бунт (или приготовления к нему) уже вполне готов, и никаких мер к предотвращению его не было принято. Фр[едерикс] отправился к царю, умоляя его приказать принять меры предосторожности… Военное положение… Он с согласия царя едет к градоначальнику [И. А.] Фуллону и застает его плачущим (буквально), принимающим из рук доктора капли… «Ah, m-r Baron, donnez-nous la constitution…»[13]
В ночь на 11 января, около 4 часов утра, целая орава полицейских ворвалась в квартиру Гессена. Обыск почти не производился. Полиция спешила увести Гессена, очевидно, как участника делегации. Оказалось, что его везли не на Литейный проспект, в дом предварительного заключения, а через Троицкий мост, то есть в Петропавловскую крепость. Такая судьба ждала практически всех членов делегации. Пешехонова даже сопровождали казаки с саблями наголо. Исключение было сделано для Арсеньева, который имел высокий гражданский чин. Горький к тому времени скрылся из Петербурга.
Заключенных поместили не в мрачном равелине, а в двухэтажном здании с относительно просторными и теплыми камерами, с маленьким окном под самым потолком, которое еле пропускало свет. Их раздели догола, вручили тюремное белье, туфли, серый халат. Члены делегации погрузились в беспросветную тишину. Время от времени у дверей камеры неожиданно появлялись тюремщики. На короткую прогулку их выводили в маленький дворик.
