Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
— Я тебя понял, — примирительно согласился он, усмехнулся и спросил: — И что дальше?
— Ничего! — отчеканила я строгим голосом. — В том-то и дело, что ничего!
И развернулась, чтобы гордо уйти, но замерла обескураженная, обнаружив нанесенные ураганом разрушения — в беспамятстве страсти мы, по всей видимости, задели скатерть, и все, что стояло на столе, вместе со скатертью оказалось на полу.
— Это ж… — задохнулась я от досады. — Господи, спаси, что такое!
— Отделались малыми разрушениями, — усмехнулся с дивана Башкирцев.
И поднялся одним резким красивым движением.
А я принялась торопливо разыскивать свои вещи, натягивать их на себя и чуть не плакала от досады на то, что не удалось гордо и красиво удалиться после сделанного заявления и придется теперь ликвидировать разрушительные последствия нашей страсти.
Ну, боже ж ты мой!
В раздражении застегнув решительным жестом молнию на курточке, я подтянула рукава, вздохнула тягостно и потребовала у Башкирцева, успевшего каким-то образом одеться раньше меня:
— Даже не пытайся ничего говорить!
— Да ни! Боже упаси! — подняв руки жестом «сдаюсь!», поклялся он.
Мы вдвоем достаточно быстро все убрали. Да и не так уж много и разбилось на самом-то деле, и вот теперь-то мне удалось с гордо поднятой головой свободолюбивой женщины прошествовать в душ, после которого я заглянула в кухню, где все еще горел свет, и застала Илью. Он потягивал чай из кружки и что-то смотрел по телевизору.
— Душ свободен. Я пошла спать, — оповестила я его официальным тоном и вежливо пожелала: — Спокойной ночи.
— И тебе того же, дорогая, — отозвался он.
— Не называй меня «дорогая»! — напомнила я и вышла из кухни.
Ничего удивительного в том, что я не могла заснуть.
Нет, я не ругала себя за слабость и за то, что не устояла и поддалась желанию — глупо ругать себя за мгновения счастья и такого невероятного восторга, которое я испытываю с Ильей. Да и как можно устоять — когда между нами возникает неодолимое притяжение и мы оба получаем удивительное удовлетворение и радость соединения.
Он прав — ничего не изменилось! Более того, вдруг обрело еще большую глубину. Господи. Боже! И что же делать?
Надо постараться следить за собой и за тем, чтобы не допускать впредь таких вот возгораний! Жестко контролировать себя, держаться от Башкирцева на расстоянии и никаких больше поцелуйчиков и глаз этих горящих волчьих!
На расстоянии. Вот что делать!
Я услышала, как скрипнула входная дверь, и увидела Илью, подходящего к постели.
Собралась возмутиться и…
— Кирюш, — опередил он все мои праведные возмущения. — Давай ты утром выскажешь свое негодование и снова гордо будешь демонстрировать независимость. — И улегся в кровать, притянул меня к себе и закончил свою мысль: — А сейчас я просто хочу тебя обнять.
И обнял. Всю сразу, прижал к своему боку, чмокнул в макушку, погладил, поелозил, устраиваясь поудобней…
А я не стала спорить. Вот не стала — глупая, слабая женщина!
Я всегда считала, что постель не то место, где надо выяснять с мужчиной отношения и разводить всякие обиды, если, конечно, хочешь быть счастливой.
Я хочу. Пусть совсем ненадолго. Но это только мое мнение, а другие вольны жить и поступать так, как считают нужным.
Башкирцев еще повозился немного, еще раз поцеловал меня куда-то в висок и затих, засыпая.
А я лежала, закрыв глаза, и смаковала свои удивительные ощущения, близкие к блаженству.
Только в объятиях этого мужчины я чувствовала себя по-настоящему дома, по-настоящему защищенной от всего на свете и… счастливой.
Так было всегда, с первого нашего поцелуя.
И всегда, когда он смотрел на меня этим свои особым взглядом и говорил что-то, понижая голос до эротических полутонов, это действовало на меня как заговор, как сладкий гипноз. Я словно растворялась в горячем желании.
Все в Илье было родным и притягательным до головокружения — его запах, движения, походка, голос, мимика, жесты, его ум, интеллект, смех, юмор, ирония и самоирония…
Я не стану сейчас разбираться в том, почему все разрушилось и почему мы все это потеряли. Зачем рвать сердце, понимая, что ничего уже не вернуть — я просто посплю в его объятиях — дома и в безопасности.
И все.
Я проснулась совсем еще ранним утром — только-только поднималось солнце, и почувствовала себя… наверное, как в раю — мне было так уютно, тепло и спокойно, как не было очень давно.
Вторая любимая поза сна для Ильи, это когда он, лежа на боку, сгребал одной рукой мою голову вместе с подушкой себе под мышку, держал меня за кисть руки, а второй рукой обнимал за талию.
Я смотрела на него и что-то плескалось у меня в груди, похожее на нежные бархатные слезы, хоть и теплые, но все же слезы безвозвратной потери.
Почему мы все это потеряли?
Почему я потеряла его? И это наше физическое влечение друг к другу, эту нашу страсть?
Как так получилось, каким образом?
А он внезапно открыл глаза и посмотрел на меня.
Так часто бывало: когда просыпался кто-то один из нас, второй сразу же просыпался следом за ним.
Мы лежали молча и смотрели в глаза друг другу. Илья протянул руку и, еле касаясь кончиками пальцев, стал гладить мое лицо. И меня вдруг затопило такой мощной волной нежности — нежности к нему, к себе, к этому неповторимому моменту… что от переполненности этим чувством навернулись слезы на глазах и сорвались, покатившись по лицу.
— Да, милая, да, — прошептал он, снимая кончиками пальцев мои слезинки. — Все так.
Он чувствовал меня, как себя самого, и все понимал про меня, про нежность и про эти мои слезы, и полностью, до самого дна, разделял этот момент.
Башкирцев придвинулся ко мне и стал нежно сцеловывать все текущие и текущие по моему лицу слезы, и от этих поцелуев, переполненных нежностью, у меня задрожало что-то в груди и внизу живота, и я, прикрыв глаза, отдалась полностью этому потрясающему чувству, боясь спугнуть хрупкость столь прекрасного, неповторимого момента…
А Илья, придвинувшись еще ближе, обнял меня и осторожно, чуть касаясь, начал целовать мои губы и углубил этот поцелуй…
Затем, не прерывая невероятно чувственного потрясающего поцелуя, перекатился, накрыв меня своим телом, и медленно вошел в меня…
И мы оба задохнулись от потрясающего ощущения, когда он вошел полностью, до самого свода, и посмотрели в глаза друг другу, делясь тем, что переживали.
И вдруг вся та нежность, чувственность и осторожность в один миг взорвалась огнем, окатив нас пламенем, и, не удержавшись на острие головокружительной чувственности, мы понеслись вперед, подчиняясь законам, диктуемым теперь уже кипящим желанием.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
