«Мы, старейшие – те ещё перечники, вечно пререкаемся между собой, но вот в чём мы все согласны: раз уж нам случилось так вляпаться, то стоит заткнуться, стиснуть зубы и просто переждать несколько сотен лет или несколько тысяч, вы понимаете? Просто переждать и не закончиться. Это что, так трудно, вашу кочергень?»
Моран, старейшая эфирная драконица Холмы Айялы, первый день сезона горького мёда
За короткое время, отведённое сейчас на полёты, Илидор не успевал израсходовать всю накопившуюся энергию, к тому же в воздух в это время поднималось довольно много драконов, развернуться негде. Как ни велика Айяла, а дракону нужно больше, ещё больше простора.
Очень хотелось верить, что этот учёный гидролог, выписанный из Ортагеная, сумеет решить проблему с водой. Сейчас, как поговаривали, этот эльф изучал водные жилы где-то на северо-востоке домена.
Однажды Илидор поднялся повыше, под самую «крышку», рискуя задеть её крыльями и покатиться кубарем вниз. Поднялся, закрыл глаза и сделал вид, что тут нет никаких других драконов, принялся орать, вопить, кувыркаться в воздухе, и тогда наконец почувствовал, как разжимаются тиски вокруг его груди, как распахивается горло навстречу новой песне – про бесконечную свободу и бескрайнее небо, и про то, что самое лучшее на свете – это просто быть драконом, который способен на что угодно только потому что он так…
Хлёсткий удар по шее вышвырнул Илидора из состояния вопящего во всю глотку счастья, золотой дракон от неожиданности кувыркнулся в воздухе, со злобным рявком обернулся к тому, кто хлестнул его хвостом, и поток встречного воздуха едва не выкрутил ему крылья в этом развороте.
Перед Илидором, слегка помахивая крыльями, висел окостеневший сугроб и смотрел на золотого дракона пронзительными белыми глазами.
– Прекрати, – велела Хшссторга тоном, от которого подмораживало кишки. – Прояви уважение, глупый дракон, ведь не все головы полны этой юной придурью.
И старейшая развернулась-упала в нисходящий водный поток, как рыба, подныривающая под волну.
Илидор смотрел на белую драконицу, смотрел на других драконов, кружащихся в небе, и пытался осознать, что он только что услышал.
Хшссторга поняла, о чём он пел. И вдобавок Хшссторга рассердилась, как будто он пел не для себя и не о себе, как будто он попытался вытащить из глубины её памяти её саму, молодую и весёлую драконицу с головой, полной «юной придури», если, конечно, Хшссторга когда-либо была молодой и с придурью, что почти невозможно.
В голове Илидора бубухали маленькие каменные обвалы – прозрения.
Он может влиять на мысли других? Именно это поняла драконица в тот день в машинной, когда сказала ему: «Ты не понял, чем владеешь»?
Именно поэтому Ахнир Талай позволил ему переночевать в спальном доме в Квафе – потому что Илидор напевал, думая об этом? И вот почему происходили те мелкие странности, когда рядом с драконом кто-то произносил нечто созвучное его собственным мыслям, которые он катал туда-сюда по голове, мурча себе под нос какой-нибудь мотив?
Пение – его вторая магическая способность, его личный «Цхе-Тах»?
Тяжело взмахивая крыльями, едва ли понимая, что продолжает висеть в воздухе, Илидор присматривался к этой мысли. Странной она была, сказочной.
Золотой дракон вовсе не хотел поверить в странную сказочность, а потом обнаружить, что ошибся, потому медленно, спокойно осмысливал каждый случай, который можно было принять как доказательство, и пытался найти ему другие объяснения.
Если он может вложить в головы эльфам и драконам собственные мысли – разве Хшссторга, поняв это, не должна была в тот же миг натолкать тряпок Илидору в пасть и сбросить его в пропасть поглубже?
Если он способен пением… ну, скажем, угомонить Куа? Допустим, заставить его свалиться с крыши замка – нет, ладно, хорошо, не свалиться с крыши, а хотя бы слегка притихнуть и притвориться очень незаметным, благожелательным драконом?
А он может сделать так, чтобы с крыши замка сиганул Ахнир Талай?
