красота и великая светлая скорбь была в ее облике. Люди плакали, глядя на эту картину, а наш друг Антонио вроде бы малость сошел с ума: реальность стала угнетать его, он заперся в мастерской и целые дни проводил там наедине со своей Мадонной. В конце концов, его нашли там мертвым; он вскрыл себе вены и истек кровью. Церковь отказалась хоронить его, и мы с Андреа тайком погребли бедного Антонио на старом сельском кладбище. А Мадонну забрал себе наш епископ, она теперь висит в его комнатах и услаждает его взор.
– Ах, Антонио, Антонио! – покачал головой Бенвенуто. – Он вечно искал идеал – и в искусстве, и в жизни, – а когда нашел не вынес разлада этого идеала с действительностью. Бог простит его за самоубийство, ибо душа Антонио всегда стремилась к Нему… А что же Андреа? О нем тебе что-нибудь известно?
– Свихнулся, – коротко бросил Понтормо. – Забросил искусство и с головой ушел в науку. Он живет в собственном доме, где совершает бесконечные научные опыты.
– Что же, поеду к нему, – все равно, больше ехать не к кому, – сказал Бенвенуто.
– А твой ближайший друг – Франческо? Почему он тебе не поможет? – спросил Понтормо.
– Он погиб на войне, – сообщил Бенвенуто и погрустнел.
В горле у Понтормо опять забулькало, глаза его нехорошо заблистали, и он сказал с жутким выражением лица:
– Антонио покончил с собой, Франческо погиб, Понтормо должен был удалиться от общества, Андреа свихнулся, а Бенвенуто – беглый преступник, не имеющий пристанища! Славно обошлись с нами люди! Нет, не зря я заперся на этом скотном дворе, – будь проклят наш мир, и будь проклято наше пребывание в нем!
Мизантроп. Художник Питер Брейгель-Старший.
* * *
Бенвенуто удалось найти Андреа без особых проблем – при расспросах о нем первый же встречный крестьянин скорчил насмешливую физиономию и воскликнул: «А, этот сумасшедший! Конечно, я знаю, где он живет, но я бы не советовал вам, синьор, ехать к нему. В его доме столько всякой мерзости, что не каждый это выдержит, а вонь оттуда слышна за милю. Впрочем, если вы не боитесь, что вас стошнит, я охотно укажу вам дорогу, коль вы не пожалеете для меня пару медных монет».
Невыносимый запах действительно начал ощущаться задолго до того, как Бенвенуто подъехал к дому Андреа. Вонь была такой густой и въедливой, что Бенвенуто уткнулся в платок и старался дышать только ртом, а крестьянин-проводник жалобно попросил причитающиеся за показ дороги деньги и, получив их, бросился со всех ног бежать прочь.
Несмотря на холодную погоду, дверь и окна в доме были открыты настежь. Войдя вовнутрь, Бенвенуто понял, что закрывать их было нельзя ни при каких обстоятельствах; всюду – на столах, стульях, на полу, в шкафах – стояли склянки с разноцветными, отвратительно пахнущими жидкостями, но, хуже того, тут были еще человеческие внутренности и конечности, плавающие в больших банках, а также экскременты, наложенные в железные коробки.
Сдерживая спазмы тошноты, Бенвенуто откашлялся, и сипло прокричал:
– Андреа! Андреа! Ты дома?
– Кто там? – отозвался недовольный голос с чердака.
– Это я – Бенвенуто, твой друг! Я еще водил тебя в анатомический театр, когда вы с Понтормо и Антонио приезжали в Рим несколько лет назад, чтобы навестить меня, – на всякий случай напомнил Бенвенуто.
– Бог мой! Конечно, я помню тебя! Подожди, я уже спускаюсь, – по лестнице застучали шаги, и через минуту перед Бенвенуто предстал длинный и худой Андреа, с головы до ног перепачканный теми органическими и неорганическими веществами, с которыми он совершал свои опыты.
– Прошу простить меня за то, что я не могу тебя обнять, – сказал Андреа, по рассеянности вытирая руки о край плаща Бенвенуто. – К сожалению, мой последний слуга удрал от меня на прошлой неделе, – даже жалование не получил, каналья! Раньше он меня умывал и переодевал, потому что сам я совершенно не имею времени на подобные пустяки. Конечно, ходить постоянно грязным не очень-то удобно, но поскольку представился удобный случай, я решил поставить на себе эксперимент по влиянию грязевого покроя на защиту организма от болезней. Тебе никогда не приходилось, мой друг, подолгу не мыться?
– Недавно у меня была такая возможность. Более того, грязь помогла мне спастись от определенных неудобств, а может быть, и от смерти, – улыбнулся Бенвенуто.
– Вот, вот! – обрадовался Андреа. – Я не зря предполагал, что грязь обладает целебной силой. Настоящий ученый в своих изысканиях обязан руководствоваться двумя источниками познания: откровением и опытом. Они имеют одно и то же начало, следовательно, и все наши знания проистекают из одного и того же источника.
Великие боги, сколько чудных открытий готовит нам пристальный взгляд на природу вещей! С тех пор как я занялся наукой, я как будто попал на духовный пир с такими изысканными блюдами для ума, что получаю от них удовольствие, несоизмеримое с животным удовлетворением от жалкого плотского чревоугодия!..
О чем, бишь, я? Ах да, о грязи на теле! Я догадывался, что она полезна; откровение, выраженное в священных книгах, говорит нам о святых отшельниках, которые не мылись десятки лет, но при этом ничем не болели. Почему так, спрашивается? По моему мнению, две причины объясняют этот феномен: божья благодать, снизошедшая на отшельников, и грязь, покрывающая их тело. О первой причине известно всем, о второй я расскажу миру, когда доведу опыт до конца. Я думаю, что лет, эдак, двадцать будут достаточно доказательным сроком в данном эксперименте…
Однако что-то мы заболтались о науке, мой друг, и я забыл, прости меня ради бога, поинтересоваться тем, как ты живешь. Давно ли ты вернулся из Индии?
– Из Индии? – удивленно переспросил Бенвенуто. – Я никогда не был в Индии.
– Ты не был в Индии? – Андреа недоуменно посмотрел на него. – Но я же сам сажал тебя на корабль! Вспомни хорошенько: прощаясь со мною, ты убеждал меня выпивать каждое утро натощак по стакану мочи для бодрости духа и общего оздоровления. Я так теперь и делаю, а ты говоришь, что не был в Индии!
– Я не был в Индии, – повторил Бенвенуто, – я был…
– Завидую я тебе, – задумчиво сказал Андреа, – в Индии хорошо! Страна сакральных знаний… Должно быть ты познал там много нового, в Индии-то!
– Черт побери, я не был в Индии! – вскричал Бенвенуто, начиная терять терпение.
– Я бы тоже хотел поехать туда, – продолжал Андреа, не слушая его. – Бог мой, а действительно, не поехать ли мне в Индию, – вслед за тобой, дорогой друг? А