Оттовича Гунста и уроженки Швейцарии Матильды Цезаревны Робер-Нику, переводил с французского на русский язык произведения мировой классики от Ги де Мопассана («Наше сердце», «Пышка») до Эдмона Гонкура («Братья Земгано»).
Его отец – известный архитектор и театрал, по проектам которого построены особняки и доходные дома, банки и здания акционерных обществ в Хамовниках, на Пречистенке, Плющихе в Москве. Дядя, Евгений Оттович Гунст, – адвокат, композитор, музыкальный критик. Евгений Анатольевич рассказал, что раньше он с родителями проживал в особняке Бегичевых, в Староконюшенном переулке, перешедшем им по наследству. Дом, входивший в состав усадьбы, еще в 1898 году был продан вдове статского советника архитектора Отто Карловича Гунста – Анне Ивановне Гунст, владевшей зданием до 1918 года.
Анатолий Оттович открыл в этом доме «Классы изящных искусств», в качестве частных учителей пригласив художников Л. Шехтеля, И. Левитана, Н. Крымова, Л. Пастернака.
Далее, создав в 1913 году общество «Московский драматический салон», позвал к себе цвет русской сцены: А. Сумбатова-Южина, Е. Б. Вахтангова. В 1916 году он объединил несколько любительских студий в «Лигу любителей сценического искусства».
Затем появилась Студия А. О. Гунста. Позднее он как меценат стал помогать Евгению Вахтангову в создании его собственной студии, продолжая поддерживать режиссера и после революции, вплоть до его кончины.
Рассмотрев неординарные и серьезные увлечения отца-архитектора, становится понятно, почему переводчик-сын превратился в серьезного, глубокого коллекционера-исследователя. Генетика и наследственность здесь сыграли первостепенную роль. Так, например, Евгений Анатольевич увлекся собиранием работ рано и трагически погибшего художника Н. Сапунова. Ирония судьбы: во время лодочной прогулки перегруженная лодка перевернулась, и художник утонул. Гунст, создав замечательную коллекцию, написал первую монографию о нем, устроил выставку. И как апофеоз любой коллекционерской деятельности – после его смерти вдова Елена Петровна безвозмездно передала в собрание Третьяковской галереи четырнадцать блистательных работ Н. Сапунова, нашедших свое место среди собрания шедевров театрального искусства начала ХХ века благодаря знатоку и исследователю, скромному и обаятельному Евгению Гунсту.
Возвратимся к медицине. Межреберная невралгия – невероятно болезненное испытание для пациента. По силе ощущений ее можно сравнить с острыми почечными приступами. Жгучая или тупая боль в области ребер мешает дышать. При любом движении, чихании, изменении положения тела, кашле болевые ощущения усиливаются, и становится совсем плохо. Поэтому, когда спустя час после моих манипуляций с иглами и шприцем Евгений Анатольевич смог не только нормально дышать, но и присесть в кровати, доктор стал уважаемым человеком в гостеприимном доме.
Евгений Анатольевич всегда находил время, чтобы побеседовать со мной, объясняя, как достигается результат в создании гравюры на металлической пластине или почему ему нравятся художники из объединения «Голубая роза», почему особое место в его творчестве составили переводы и литературоведческие статьи о творчестве Альфреда де Виньи и Ретифа де ла Бретона. Предельно уважительно отзываясь о коллегах-коллекционерах, никогда и никого не оскорблял. Словом, остался в моей памяти настоящим русским интеллигентом.
Художники Татьяна Маврина и Николай Кузьмин. Украшение коллекции
В моем собрании почетное место занимают книги с дарственными надписями от Татьяны Мавриной и Николая Кузьмина, а также несколько десятков графических произведений, в том числе акварельные рисунки, гуаши, путевые зарисовки, иллюстрации. Некоторые из них мне особенно дороги, так как с ними связаны поездки на автомобиле по Подмосковью, на натуру, с удивительной семейной парой: Татьяной Мавриной, рисовавшей красочные, празднично-декоративные, лубочные картинки, пейзажи земли русской, иллюстрации к детским книгам и многое, многое другое, и ее мужем Николаем Кузьминым, графиком и писателем.
О них написаны десятки статей в периодике, книги с их иллюстрациями издаются значительными тиражами, вышли монографии, посвященные их творчеству, но настоящее признание пришло к Кузьмину (вероятно, лучшему иллюстратору Пушкина) и к Мавриной только в 1960-е годы. Они сторонились как советского официоза, так и различных течений в нашем искусстве, отмеченных некой оппозиционностью. Властные лица, надзиравшие за советским искусством, признавали их творчество, но обе стороны держались на почтительном расстоянии. Не подпускали они к себе и коллег – художников, искусствоведов, держа наглухо закрытыми от посторонних глаз свой дом, а также собрание икон XVI–XVIII столетий, церковной утвари, предметов декоративно-прикладного искусства: прялок, глиняных игрушек и некоторых вещей, которые сама художница расписывала в народном стиле.
Николай Кузьмин. Иллюстрация к «Евгению Онегину». 1932 (бум., акв., тушь, перо). Золотая медаль на выставке в Париже, 1937. Из собрания автора
Маврина – это фамилия матери художницы, которая стала творческим псевдонимом. Художница – один из ярких и талантливых членов объединения «Тринадцать», впоследствии смогла соединить свойственный этой группе «вкус к зарисовке острого мига жизни» с увлечением древнерусским и народным искусством, создав свой неповторимый стиль, в котором ей удалось сочетать графику свободного рисунка и экспрессивную декоративность народного примитива.
Николая Кузьмина отличали свободные по манере рисунки, иногда подцвеченные акварелью, тонко передающие эмоциональный строй литературных произведений («Евгений Онегин» А. С. Пушкина, 1932; «Левша» Н. С. Лескова, 1961). В этом ему не было равных.
Татьяна Маврина, отличаясь властным, конфликтным характером, полностью доминировала в семейных отношениях, являясь непререкаемым авторитетом в бытовых ситуациях. При этом во время бесед или дискуссий на художественные и литературные темы, наоборот, мягкий, изумительно тонкий и воспитанный Николай Кузьмин проявлял завидную твердость, отстаивая свою точку зрения. Особенно если это касалось товарищей по творческому цеху, к примеру В. Фаворского, которого художница не только не принимала как человека, исповедавшего другие, «немецкие» взгляды, но, можно сказать, не переносила на дух.
Вот одна забавная история из жизни и судьбы произведений искусства. Евгению Анатольевичу Гунсту на день рождения был преподнесен подарок – портрет Ольги Арбениной-Гильденбрант, известной и как муза и возлюбленная Н. Гумилева и О. Мандельштама, и как участница общества «Тринадцать», выполненный в типичной для Мавриной манере ню 30-х годов – лежащей на пляже в огромной шляпе. Картину, свернутую в рулон, нужно было отнести имениннику. Сказано – сделано. Через несколько месяцев разразился скандал: оказалось, что Елена Петровна, жена Гунста, библиотекарь по профессии и очень целомудренная женщина, запретила не только натягивать холст на подрамник, приводить в порядок и вставлять в раму, но и разворачивать. «Мы порнографию не собираем», – объявила она. И что самое удивительное, умудрилась донести свое искусствоведческое мнение до автора. Немедленно были разорваны дружеские и дипломатические отношения и поступило указание забрать картину назад. Я предложил свои услуги, чтобы наконец придать холсту вид картины, на которую можно смотреть. Получив «добро», через несколько месяцев приволок картину в раме Татьяне Алексеевне. И тут случилось неожиданное: «Я хочу, чтобы она висела у тебя в доме», – властно заявила художница, к
