– ни-че-го. Попрощались на высокой ноте. Все было нормально. Улетела в командировку. И все. Игнор.
– В аэропорт отвез?
– С чего бы? Слушай, я не…
И замолкаю. Нет. Ну, нет. Это совсем тупо. Обиделась вусмерть из-за того, что я ее в аэропорт не отвез и на самолет не посадил? Нет, это и в самом деле чушь. Но теперь мне вдруг почему-то стыдно, что я этого не сделал. Почему такая мысль даже не пришла мне в голову?!
– Я бы свою женщину одну в аэропорт не отпустил, – добивает меня Булат. – Любимую женщину надо провожать и встречать.
Я резко оборачиваюсь обратно к монитору.
– Иди ты в жопу!
– Зачем мне туда, я ж не Будкин.
***
Две недели. Да за две недели я чокнусь. Или сдохну.
Как я вообще дошел до жизни такой? Взрослый мужик, хирург высшей категории, заведующий отделением, с отстроенной жизнью и бытом, теперь лежу в постели, злой и нетраханный. Вот что мне делать, что?
Впервые приходит в голову простая мысль. Этот игнор означает, что меня бросили. Вот так вот. Ну я хрен знает, как это делают, меня никогда не бросали. Может, так сейчас принято. Ну, такой вот у Ласточки способ сказать: «Все закончилось». Кто их знает, женщин, что у них в голове.
Ну и что? Ну, все, кончилась эта история. Инна закончила историю, и ты ее тоже закончил. Все. Ты свободный человек, у тебя ноль обязательств. Второй месяц без секса, это вот вообще не дело.
Так что…
Я резко встаю с постели и иду на кухню. Ставлю чайник.
Не дело, конечно. Пока я не услышал четкого и внятного «Все закончилось»… Пока я не услышал убедительного объяснения, почему мать его, все закончилось – хрен я откажусь от своих обязательств. И прав заодно.
Завариваю чай. Жопа ты, Инка. Никакая не ласточка. Жопа. С ушами.
Улетала. Бросила. Молчишь. А так нельзя.
Сижу, грею руки о кружку. Ведь не хочется никого. Пытаюсь вспомнить, кто там у меня был перед Инной. Не могу вспомнить. Как будто никого и никогда не было. И хочу только ее.
И чтобы сейчас оказалась рядом. Ненавижу командировки. Ненавижу осень. Скоро начну ненавидеть ни в чем не виноватый прекрасный сибирский город Новосибирск.
Хочу, чтобы Инка была рядом. Чтобы обнимала и ластилась. Хочу чувствовать гладкость ее кожи под ладонями. Хочу ее удовольствие – больше, чем свое. Хочу, чтобы шептала мне на ухо: «Вадим…».
Как ты могла всего этого меня лишить, Ласточка-жопа-с-ушами? Я из тебя всю правду вытрясу. И вообще, выпороть обещал. Давно пора.
Только вернись. А как вернешься, держись.
***
Информацию о том, что Инна возвращается, мне слил Альф. Потому что хрен я больше что оставлю на самотек. С Ласточками нужно держать ухо востро. В аэропорт не отвез, косяк признаю. Зато встречу. Та-а-а-а-ак встречу…
***
Ничего у меня не вышло. Нет, в филиале все просто прекрасно. Задача выполнена на сто процентов. Я молодец, объективно.
Именно поэтому я на обратной дороге в самолете реву, отвернувшись к окну и надев наушники. Я себя презираю – за эти слезы и вообще. Я себя почти ненавижу.
Я ничего не добилась. Я не разлюбила Вадима – это было бы странно. Я теперь вообще не понимаю, чего я хотела добиться. Единственная моя реальность – что по Вадиму я скучаю дико и почти невыносимо. И что по приезду меня ждет катастрофа. Не знаю, что эта за катастрофа – наводнение, землетрясение, извержение вулкана, пожар. Что меня ждет: скандал с Вадимом, игнор с его стороны, что-то еще, чего я не могу предугадать даже? В любом случае, шансов адекватно это пережить у меня нет.
Ясно понимаю, что из клиники мне надо будет увольняться. Ну, хоть какая-то ясность, хоть в чем-то. И все, хватит рыдать. На тебя вон уже сосед с опаской косится.
***
– Ты там в командировке оглохла, что ли?
Я замираю. Первое ощущение – что у меня слуховые галлюцинации. Что мне кажется. Оборачиваюсь медленно. Не кажется.
Вадим.
Первое желание – броситься ему на шею. С визгом. Вцепиться и не отпускать. Но вопреки этому желанию так и стою, замерев. Смотрю на него жадно, насмотреться не могу. За время нашей разлуки наступила осень. На смену легким рубашкам и светлым джинсам пришли темные тона и теплая куртка. Небрежно намотанный шарф и хмурое выражение лица.
Прокашиваюсь. Я должна что-то сказать. Должна. Только что?!
А Вадим отбирает у меня чемодан.
– Вадим…
На этом слова у меня заканчиваются. А он свободной рукой берет меня за руку.
– Пошли. Не здесь же…
Он тащит чемодан. На нем же колесики есть, можно же катить, зачем тащить… Но Вадим героически прет чемодан и меня за собой. А я сама цепляюсь за его ладонь. Может, это наше последнее прикосновение.
Мы выходим из здания аэровокзала, вокруг привычная суета, люди, машины. Куда мы идем?! Я не собираюсь никуда с ним ехать. Откуда он вообще тут взялся?! Первый шок проходит, я начинаю потихоньку соображать.
– Вадим, нам надо поговорить.
Он резко останавливается. Оборачивается.
– Да неужели, блядь? Неужели?! Отлично. Давай поговорим.
И он тащит меня и чемодан дальше.
Мы устраиваемся у скамейки. У соседней стосковавшиеся за время полета по никотину люди жадно курят. А у нас тут… безникотиновая вечеринка. С другими вредными для здоровья процедурами.
– Ну? – Вадим ставит чемодан. Складывает руки на груди. Понимаю, что ненавижу этот его жест. – Давай. Говори.
И скажу. Я сделала все, чтобы избежать этого разговора. И, похоже, сделала это зря. А ты приехал сюда, хотя я не просила! Вообще не понимаю, откуда ты тут взялся. Ты стоишь напротив меня, сложив руки на груди и упрямо выдвинув вперед челюсть. Чего ждешь? Оправданий? Извинений? Чего ждут с таким выражением лица?
Не знаю, чего ждешь ты, Вадим. А я скажу тебя правду. Ее, говорят, утаить невозможно.
Истину говорят.
Делаю глубокий вдох.
– Помнишь… Помнишь, когда мы только начинали… – что мы начинали, что?! Как это назвать?! Я не знаю. Мне вообще кажется, что я сейчас снова разревусь, а я не хочу этого делать! Только не перед ним! Еще один глубокий вдох. – Наше «пока» закончилось, Вадим.
Его брови сходятся на переносице.
– Что это значит? Какое, на хрен, пока?
– То самое. Которое «пока мы вместе».
Сначала на его лице мелькает тень
