Фоллер.
Это тот, от кого ты драпал дома?
Ага.
Так и подумал. Что он тогда тут делает?
За мной приехал, так-то.
Должно быть, ты ему сала за шкуру залил.
Койл ничего не ответил и продолжал выглядывать за угол, карауля. Резчик похлопал его по плечу.
Чего это он тогда из пистолета палил в соседнем номере?
Хер его знает. Койл потер себе лицо и посидел с минутку, размышляя. Может, думал, что там я.
Лучше б нам к Даффи и остальным вернуться, не то без нас уедут.
Мы к ним уже опоздали.
Резчик сплюнул наземь. Нахер.
Они встали, и вышли на улицу, и пробежали по другой, а потом перешли на шаг.
Пальцу моему хана.
Что ж ты сделал, если так этому парняге понадобился?
Не предоставил удовлетворения тем, чтоб ему попасться.
Улицы начали расходиться аккуратными прямыми углами, и они оказались в городских кварталах получше. Никаких фонарей не видать, и ни души нигде, оживленные проезжие улицы дня поглотила тьма. Вел их лунный свет, и сиял он им прямо на макушки, да еще кое-где горели огни в окнах гостиниц. Под маркизами лавок тьма плотней, и шли они с ее помощью, между ними ни слова, а глаза их все время поглядывали за спины. Ни ропотка ветра, ни поворота колеса, и единственным звуком оставались их собственные шаги.
Они подошли ко мраморному зданию, величественному и безмолвному, и признали в нем то место, где уже были ранее днем, и, считая от него, разобрались, где оказались. Ночное небо было ясным, а умы у них настороже, и вычислили они, как им выбраться из города. Услышали приближавшийся перестук лошади и какой-то коляски, и она выехала из теней и миновала их темным привиденьем без каких-либо видимых людей. Остановились у колоды и начерпали себе во рты конской воды, а Койл снял башмак, и растер себе палец, и окунул его в воду.
Вдоль полей дороги шли они или огибали края созревавших полей, росшее на них склонялось под лунным светом в синеву, а они неуклонно следили за тем, что́ у них за спиной Воздух был тепел и сплетён с хором цикад, от которого становился только гуще и больше взвинчивал. Обоих глодал страх, и Резчику лучше было разговаривать.
Должно быть, уже безопасно, сказал он.
Думаю, мне надо уйти, произнес Койл.
В каком это смысле?
Надо уйти.
Куда уйти?
Отсюда. С выемки. Он меня найдет, а я не хочу, чтоб тебе это как-то повредило. И так уж дел наворотил.
Думаю, там тебя он не найдет.
А я думаю, не пройдет и дня, как меня точно отыщут, и он со мною разделается. Убивать-то он умеет так, как этого не можем мы, и мне уже повезло больше, чем любому другому. Странно то, что я могу с этим справиться. Знаешь, хочу я больше не бегать. Устал я от этого. Кости мои мне говорят, что им хана. А что-то во мне даже хочет вернуться. Странно же, да? Не то чтоб я боялся того, что мне светит, потому что не думаю я, будто смогу это остановить. Я-то верил, что хорошенько от него сбежал, а теперь кажется, что так-таки нет. И все ж дальше стараться мне стоит только потому, что я боюсь за своих детей. Прикидываю, что второй-то уже родился, а во мне есть странная такая сила, от какой мне хочется и дальше стараться ради них вопреки себе. Чувствую я, что этим я им обязан, пусть и не знаю, как или чем.
Резчик посмотрел на него и ничего не сказал.
* * *
Солнце перекатывалось красным через низкие черные горки, запекая небо светом. Тени отпрядывали, являя поля пшеницы, и шли они в том рассветном зареве, ощущая, что близятся к выемке Даффи. С подветренной стороны холма золотом сверкнула им ферма, и они к ней подошли, перелезли через ограду и двинулись вброд через поле злаков. Резчик цапнул пучок, и они услышали собачий лай. Пес кинулся к ним и остановился у ограды двора, крича в воздух залпом резкого лая, а затем опустил голову поглядеть на них. Колли в горчичной и угольной шерсти, а возле ушей немного кремового, и Резчик свистнул и склонился к собаке. Та с подозрением оглядела его, потом завиляла хвостом и подошла, а он взялся за собаку и повалил ее набок, ероша ей уши.
Во дворе спала подвода, и они обошли дом к задней двери и постучали. Из-под низу просочился свет лампы и смягчил землю под окном, и они услышали поскрип стула, а потом к ним направились шаги. Женщина. На голове платок, а руки в муке, и дверь она приоткрыла ногой. Мужчины учтиво ей кивнули и попросили, будьте добры, дать им напиться и чего-нибудь перекусить, сказали, что всю ночь провели в дороге, и увидели глаза этой женщины, когда окидывала она их взглядом с головы до пят, а потом вперилась в собаку и зашла в дом. Они стояли и ждали, и Резчик потирал руки и свешивал язык в предвкушении, а еще нагнулся к собаке и потрепал ей шерсть. Дверь открылась, и они увидели лысоватого человека с красными щеками, он из дверного проема наставлял на них ружье. Качнул стволом его вверх. Это у нас тут частная собственность, а ну валите с нее.
Мужчины подняли руки в воздух и сказали, что ничего худого в виду не имели, а просто проголодались, вот и все, и увидели они любопытные глазенки детворы сквозь треугольник ног. Они медленно сдали назад, пока расстояние между ними не стало достаточным для того, чтоб можно повернуться, и они побежали по проселку прочь от дома. Выскочили на дорогу, и были они хмуры и молчаливы, и проходили другие фермы, светлевшие в утреннем свете, только держались от них подальше, ноги у них болели адски, и шли они все дальше на запад.
* * *
Поднялись на заре и ушли из гостиницы, не поев, улицы серебряны от росы, меж тем как проезжие дороги оживали, подрагивая. Свернули туда, где тени еще сливово залегали на боковых улочках, и вышли в переулок, ведший к черной двери, и Фоллер три раза постучал. Дверь кратко скрипнула, и перед ним сгорбился человек с желтыми бакенбардами. Два глаза у него различались между собой, один пепельный, другой стальной, и на Фоллера он уставился вопросительно.
Ты Харди? спросил Фоллер.
Вы за лошадями? спросил человек.
Фоллер кивнул. Человек поманил их в
