показатели по самоуничтожению. – Я ставлю тебе пять звёзд за креативность в области разрушения собственной репутации! Особенно порадовала сцена с разрушением баланса активов и пассивов прямо на глазах начальства. Премия за лучший тимбилдинг в жанре трэш—ревю! Подпись, печать, отправить в архив!
Валя зарылась лицом в ладони. Всё внутри неё металось, шипело, горело, скребло по стенкам души.
– Всё! – прохрипела она, но Кляпа, конечно, не угомонилась.
– Ну давай, давай, говори, я записываю! – щебетала она, словно секретарь, фиксирующий заявления на увольнение.
Валя вскочила с лавки. Под ногами хрустнула ветка. Где—то за кустами заворковали голуби, не подозревая, что становятся свидетелями акта исторической ярости.
– Всё! – рявкнула она снова, так что прохожий пенсионер с газетой едва не выронил трость. – С меня хватит! – выкрикнула Валя, потрясая кулаком так, будто сейчас оттуда вылетит молния и поразит невидимого врага.
Куст сирени, казалось, подыгрывал ей, шевеля листьями, словно аплодируя.
– Иди ты! – выкрикнула она, захлёбываясь собственным гневом. – И ты, и твоя долбаная Жука! И плевать мне на ваши утилизации, переработки, штрафные санкции и космические директивы!
Её голос срывался на хрип, а пальцы сжимались в такие кулаки, что ногти врезались в ладони.
– Плевать я хотела! – выпалила она в заключение, уперев руки в бока, как солдат, бросающий вызов самой судьбе.
Парк, кажется, затаил дыхание.
Кляпа помолчала секунд десять – редчайшее явление – а затем с ехидным придыханием, как официант, подающий десерт, прошептала:
– Валюша, всё записала. Составила акт об эмоциональном увольнении без компенсации морального ущерба. В случае твоей утилизации просьба предъявить это заявление в суд третьей инстанции галактической комиссии. Квитанцию выдам позже. И да, спасибо за шоу!
Валя зарылась лицом в колени. Сирень щекотала ей ухо, травинки лезли под юбку, но ей было всё равно.
Слёзы не текли. Плакать было некогда. Был только безумный смех внутри, тяжёлый, безысходный, липкий, как сироп, пролившийся на отчёт о безнадёжных убытках.
Она сидела так долго, что солнце успело перекатиться через половину неба. Люди шли мимо, не замечая её, как не замечают старый ржавый почтовый ящик у подъезда.
Мир жил своей жизнью.
А Валя сидела на забытой Богом лавочке за густым кустом сирени и впервые за долгое время чувствовала, что больше не обязана никому ничего объяснять.
