бегали шустрые какарики — наземные попугайчики, маскирующиеся под цвет зелени.
На берегу того, что осталось от Медовой реки, свернувшись клубками, лежали змеи, а из воды выглядывали электрические угри, называемые «пораке», что значит «тот, что заставляет спать».
Множество лесных птиц — от радужных тангар[104] до длиннохвостых муравьянок[105] — перелетало с ветки на ветку. В небе кружили быстрые беркуты и грациозные орлы.
«Фью, фью, фью. Тра-та-та. Фью, фью, фью. Тра-та-та», — раздался пересвист соломенных флейт и дробный стук походных барабанов. Стройные ряды куруинчи вышли на поляну. Миллионы лапок отбивали марш, отчего земля входила в резонанс и дрожала, мощные челюсти сжимали соломинки, напоминающие флейты, в которые они дули и свистели, предупреждая, что идет отряд воинственных муравьев-солдат.
— Раз-два. Стой! — скомандовал Аттила, который и привел армию. Рядом с ним стоял Монтесума. Войско состоящее из нескольких миллионов солдат, замерло, как на плацу. Хвост колонны терялся где-то в джунглях.
Маракуда поднял вверх копье.
— Вы готовы к битве, легионеры?
— Умрем как один! — раздался боевой клич воинственных рыжих муравьев.
Всем обитателям джунглей показалось, что от этого крика качнулась высокая трава, но на самом деле это пришел отряд кошачьих. За деревьями замелькали пушистые лапы и длинные хвосты. Черные, желтые, пятнистые, коричневые и золотистые тела пружинистой походкой приближались к месту сбора. Раздалось легкое урчание — и Онка поднял голову.
— Мои уже здесь…
На поляну вышли и сели ягуары, оцелоты, пантеры. Параллельно большим кошкам под дробный стук копыт с холма спустился отряд кабанов[106]. На поляну вышел матерый секач.
— Мы пришли.
— Спасибо тебе, Пинко (Кабан), — Маракуда приложил руку к груди.
Секач повернул голову и посмотрел на молчаливый ряд кошек. Те не обратили на него никакого внимания.
— Твои сомнения напрасны, — Маракуда поднял руку и обвел армию, — Сегодня великий день, и мы все братья.
— Да поможет нам Курупира! — кабаний вождь одобрительно хрюкнул и лег рядом с желудями.
Мава падает с неба
Неожиданно над поляной поднялся невообразимый шум и гам, деревья заходили ходуном. Все сидящие повернули головы, а в небо взметнулись стаи пернатых, чтобы посмотреть, что там происходит.
Навстречу им по верхушкам пронеслись две обезьяны, которые держали за руки болтающегося между ними Маву. Это были две черные коаты[107] — «обезьяны-пауки». Они добровольно вызвались нести охрану звериного лагеря. Во время обхода их внимание привлек радостный крик, доносившийся из бамбуковой рощи, и самое главное — фраза, сказанная по-человечески: «Я понимаю язык животных».
«Он понимает язык животных», — сказала одна обезьяна другой, и та кивнула. Реплика была вырвана из контекста, но именно она стала решающим фактором в похищении Мавы. Последнее, что толстяк успел услышать, прежде чем взлетел в небо и у него перед глазами замелькали деревья, это возглас Томми: «Эй, ты куда? А как же праздничный ужин?».
Пока мчались через лес, Мава больше всего боялся, что ему разобьют голову о какой-нибудь ствол или распорют живот суком. А потом он взял себя в руки и решил, что, наверное, так будет лучше. «Двум смертям не бывать, а одной не миновать», — рассудил мальчик и стал передразнивать несущих его обезьян. «Он понимает язык животных», — истошно кричали они, а в ответ он им вторил: «Да! Я понимаю язык животных».
Коаты, не сговариваясь, разжали руки — и Мава кубарем полетел на землю почти с пятиметровой высоты. В отличие от толстяка приземление обезьян было плавным и бесшумным. Ступив на землю, они встали над Мавой и, показывая на него, наперебой стали говорить о том, что он подглядывал.
— Он шпионил за нами.
— Он агент белых людей
— Убейте его.
— Убейте!
Сказанное было услышано, и все наперебой стали требовать наказания шпиону.
— Отпустите его. Мы догоним и сожрем его, — рычали кошки.
— Подбросьте его в небо, мы заклюем его здесь, — верещали пернатые.
— Бросьте его в воду, — булькали электрические угри, — мы убьем его током.
Мава бледнел, потел, худел.
Он с ужасом смотрел на воинство, собравшееся на поляне. Такого скопища зверей, да еще настроенных агрессивно по отношению к его персоне, он не ожидал встретить даже в царстве мертвых.
— Не надо никого есть. — Маракуда вышел вперед и протянул брату руку. — Встань, брат мой, и скажи: зачем ты здесь?
— Я не следил, я сам хотел прийти, чтобы вместе бить врага. — Мава потер ушибленное бедро.
— Чего ты хочешь? — Маракуда был суров, но добр.
— К нам пришли враги, и они хотят захватить нашу землю. Я хочу быть рядом с тобой. Прости меня, брат, я был несправедлив к тебе. Но, видит небо, я не дрогну, когда придет мой час.
На поляну выбежал Томми и кинулся к Маве.
— Вы его еще не съели?
— Нет, а что, надо было? — все голоса слились в один.
— Не-не-не. Он спас меня! — Томми никак не мог перевести дыхание от быстрого бега, поэтому говорил отрывисто, с хрипотцой.
Дружный возглас потряс лес.
— Ты спас Томми?
— Молодец, он молодец!
— Герой! — неслось со всех сторон.
Мава скромно опустил голову. Румянец залил щеки, и он чуть было не сказал: «Да, я молодец! Это я спас вашего друга», — но вовремя подавил желание, не зная, к чему может привести хвастовство.
— Он спас меня из страшной водяной пучины. Это хорошая новость, но у меня есть и плохая…
Томми опустил голову, и на зеленую траву упала слеза.
— Говори, — Маракуда поднял паучка над головой, чтобы слышали все.
— Они схватили Пват.
Звери замерли, и лес вместе с ними.
— Это я виноват. Я не смог её защитить.
— Не надо себя корить. Я уверен: ты сделал всё, что смог. — Маракуда передал паучка брату, поднял копье и крикнул: — Мы спасем Пват и спасем озеро! Это наш долг!
Наказание за предательство
Последней приползла Большая Ба — бабушка Мартина.
Она была чуть больше двадцати метров в длину и в диаметре достигала полутора метров. От удивления и восхищения её размерами все обитатели джунглей почтительно посторонились, уступая ей место на поляне. Каре с куруинчи отошло в сторону, а обезьяны предусмотрительно перебрались на верхний ярус раскидистой сейбы.
«Интересно, сможет она меня проглотить целиком или нет?» — Онка гнал от себя подобные мысли, но они не уходили. Наверное, все, кто стоял на поляне думали также. Ягуар посмотрел на Мартина.
— Это твоя мама?
— Нет, — ответил Мартин, вальяжно помахивая хвостом.
— Кто же тогда?
— Это моя бабушка, — он явно ей гордился.
— А прадедушка с прапрабабушкой, случаем, не придут? — с усмешкой спросил Маракуда.
— Они пошли на
