стало морально легче.
В ней говорит обида. Ей очень тяжело. Особенно, будучи беременной от насильника.
Поговорить бы нам, но вижу, ей нездоровиться. Лезть сейчас к ней с негативом — дурная идея.
Надо выдержать этот удар. Она имеет полное право на это, и я прощаю ей такие слова.
Ей тяжелее, чем мне во сто крат. Постараюсь подставить плечо, только бы приняла мою поддержку.
Смотрю на неё, такую родную, близкую, и одновременно отстранённую, и чужую. Понимаю, как скучал. Это тело, лицо, глаза, губы. Как хочу прикоснуться к ней.
Момент, но я не решаюсь. А потом она резко отстраняется, и я понимаю почему.
Вспомнила, скорее всего, что произошло между нами и почему она в таком положении.
Думаю, сейчас нужно перевести мысли в порядок, отвлечься, например, съездить за продуктами. У неё пустой холодильник, заметил, когда она заглядывала туда, доставая масло.
Вернувшись через час, ставлю сумки с продуктами у дверей, и захожу в комнату. Наташи там нет.
Иду во вторую комнату, где в прошлый раз она сидела на диване, но там её нет. Иду в кухню. И там её не было. Она, что, опять сбежала?
Даже если так, уже не отпущу, куда бы ни бежала.
Буду идти по следу, как гончая собака, выискивая след. Потому что, я, увидев её, словно дозу получил, как долбанный наркоман! Зависим…
А теперь она посадила меня на двойную дозу. Она и ребёнок.
Кто откажется от такого двойного наслаждения? Только безумец.
— Наташа! — зову, но ответа не получаю.
Уже собираюсь уйти из кухни, обращаю внимание на движение за окном. От сердца отлегло. Она здесь.
— Я подумал, ты опять сбежала.
— А смысл бегать?
— Верно. Нет смысла. Потому что, если будешь бегать всю жизнь, искать буду всю жизнь. Я тебя теперь не смогу отпустить. И сам уйти не смогу, как бы ты меня не гнала.
* * *
НАТАША
Мы так и не поговорили. Он хотел, порывался, но я отказала ему в этом. У меня сейчас других забот хватает.
Последнее время у меня сильно отекают ноги. От этого чувствую себя очень некомфортно. Кожа на ногах стала болеть.
Также я набрала в весе неприлично прилично. Странно, я ведь практически ничего не ем.
Влад так и не уехал, поселился в соседней комнате и не даёт мне покоя.
Ну как не даёт покоя… неверно я выразилась, конечно.
Наоборот, он обеспечил меня покоем по всем фронтам.
Когда я обидела его той репликой и он вышел прочь из дома, решила, что это навсегда. Но на удивление он вернулся с сумками, полными продуктов.
А через час снова уехал и вернулся через несколько часов с вещами.
Просто поставил меня перед фактом, что будет или искать где-то рядом жильё, или останется здесь.
Поскольку мне тяжело одной, решила, пусть остаётся.
— Я не буду тебя беспокоить,— спокойным и ровным голосом сказал он мне, — позволь просто быть рядом. Ничего не прошу взамен. Не имею права, знаю. Тебе будет тяжело одной. Живот растёт, а здесь работы много, надо топить дом, воду носить. Мы же оба это понимаем.
Я молчала, но понимала, что он прав.
— Оставайся, если хочешь, мне всё равно. Но общения не будет. Соседняя комната свободна, — киваю в сторону заваленной хламом комнатушки.
Я не знаю, почему позволила ему остаться.
Нет, знаю! Вру! Потому что боюсь жить здесь одна, живот становится всё больше, сил всё меньше, и… потому что, люблю его.
Да, вот такая я идиотка со стокгольмским синдромом!
Я чувствую, что периодически ночью он приходит и сидит тихонько рядом.
Первый раз, когда ощутила присутствие, испугалась, но, услышав, как он прошептал «прости меня», поняла: бояться его мне нет никакой нужды.
— Чем тебе помочь? — в очередной раз жарит картошку на кухне, зная, как люблю её.
— Ничего не нужно.
— Наташа, я всё равно никуда не денусь. Лучше сразу говори, что нужно делать. Так будет проще и тебе, и мне, — теперь его голос словно убаюкивает меня.
— А как же твой бизнес?
— Он не настолько важен по сравнению с тобой.
— Влад, мне нельзя волноваться, ты же должен понимать.
— Вот именно. Поэтому я и предлагаю не сопротивляться, а переложить основную часть обязанностей по дому на меня. Отдыхай. Тебе тяжело, я же вижу.
— Да, спина стала сильно болеть, — зачем-то открываю ему свои беды. — Иногда сидеть не могу, так ноет позвоночник. Боль дикая. Седалищный нерв тоже не даёт покоя.
— Потерпи. Если нужно, я рядом.
Как мне хотелось услышать эти слова раньше. Какой ценой они мне достаются…
Ловлю себя на мысли, глядя на него, что он умеет любить. Сильно любить! Искреннее! Просто ему не повезло в жизни когда-то, слишком сильное было потрясение.
Если бы мы встретились раньше, если бы у него не было этого неудачного брака… как бы сложились наши отношения?
Думаю, нам было бы хорошо вместе. Потому что я смогла бы ему дать то, в чём он так нуждался: верность, любовь, детей.
А он стал бы моей опорой на всю жизнь. Это то, о чём мечтала я.
Но «бы» да «кабы»… Не суждено.
Так пролетают недели, мы общаемся, словно соседи или супруги, которые развелись, но живут на одной жилплощади.
Утром выходим, говорим друг другу «Привет» или «Доброе утро», садимся, едим и расходимся каждый в свою комнату.
Он пытается наладить со мной контакт, но я пока не готова общаться даже как соседи.
Боль душевная поутихла, даже в его присутствии, на удивление, я не вспоминаю его поступок.
Переживала, что будет незаживающая рана, но её нет. Наверное, сыграла роль закалённость от побоев и жестокости отца. Не знаю.
— Наташа, я закрутился и забыл отдать тебе документы.
— Какие документы? — напрягаюсь и даже не скрываю своего волнения.
— На две твоих квартиры.
— Влад, ты что-то путаешь. У меня нет квартир. Если ты про те, что были у мамы в собственности, так это не моё…
— Они твои, — протягивает мне папку, открываю, читаю заголовок «Дарственная…».
— Но как…
— Просто, — пожимает плечами, — твой… отец понял, что он совершил ошибку и решил всё оформить на тебя. Он был щедр и подарил тебе сразу обе квартиры.
— Ты заставил? — предполагаю, что он мог.
— Нет, он сам…сожалеет о содеянном.
— Врёшь.
