Ежов». Ежов взял тяжелое мраморное пресс-папье из письменного набора, подаренного ему избирателями Горьковской области, промокнул последний лист, внимательно прочитал текст.
Вроде бы все как надо. Полностью признал все свои ошибки, никого, кроме себя, в них не винил, обещал исправиться. Как говорится, повинную голову меч не сечет. Сталин должен его понять. Конечно же с должностями секретаря ЦК и председателя КПК тоже скоро придется проститься, но наркомводом его наверняка оставят. Он же не враг, просто ошибся, недосмотрел. К тому же по водному транспорту к нему не выдвигалось никаких претензий.
Ежов снял трубку телефона правительственной связи и позвонил Александру Николаевичу Поскребышеву. Они дружили с конца двадцатых годов, ездили друг к другу на дачи, несколько раз были на охоте. Когда начался пик карьеры Ежова, Поскребышев даже немного заискивал перед ним, как перед фаворитом Хозяина. А с начала осени этого года помощник Сталина резко изменил свое отношение к нему. Стал сухо разговаривать, перешел на «вы», при встречах был сдержан и старался не смотреть в глаза.
Поздоровавшись с Поскребышевым, Ежов сказал ему, что просится на прием к товарищу Сталину. Тот после недолгой паузы ответил, что доложит об этом и перезвонит. Через несколько минут раздался звонок. Поскребышев сказал, что товарищ Сталин может прямо сейчас его принять. Это несколько удивило Ежова. Видимо, Хозяин догадался о причине его просьбы и хочет поскорее решить этот вопрос и убрать его из НКВД. На днях, а может быть и завтра, должно состояться заседание Политбюро, на котором и решится его судьба. Самого его вряд ли пригласят. Уже несколько месяцев он туда не вхож, хотя пока и числится кандидатом.
Увидев вошедшего в приемную Ежова, Поскребышев еле кивнул ему и быстро позвонил Сталину. Потом жестом руки указал на дверь.
Сталин сидел за столом, держа в руке потухшую трубку. Он не поднялся, как раньше, чтобы подать Ежову руку, а только окинул его холодным безразличным взглядом.
— Товарищ Сталин, я полностью признаю свои ошибки и считаю, что после этого больше не могу быть народным комиссаром внутренних дел СССР. Я написал заявление на ваше имя, где все подробно изложил.
С минуту Сталин молчал, опустив глаза и подперев рукой голову. Он казался очень усталым и, судя по всему, не был настроен разговаривать с Ежовым.
— Оставьте, рассмотрим, — тихо сказал он, взял коробок спичек и стал разжигать трубку.
«Выписка из решений Политбюро ЦК ВКП(б)
Протокол № 65а от 24 ноября 1938 г.
П. 160 Заявление т. Ежова Н.И.
Рассмотрев заявление тов. Ежова с просьбой об освобождении его от обязанностей наркома внутренних дел СССР и принимая во внимание как мотивы, изложенные в этом заявлении, так и его болезненное состояние, не дающее ему возможности руководить одновременно двумя большими наркоматами, — ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР.
2. Сохранить за тов. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта.
Секретарь ЦК И. Сталин». Арест
Ежова арестовали 10 апреля 1939 года. Данные об обстоятельствах ареста противоречивы. Существует несколько версий.
Андрей Георгиевич Маленков, ссылаясь на рассказ отца, следующим образом описывает процедуру отстранения и ареста Ежова.
Г.М. Маленков якобы в середине 1937 года стал беспокоиться по поводу размаха репрессий, опасался он также и за свою судьбу. Копать под него стал Хрущев, который, по версии автора, на должность первого секретаря МК и МГК ВКП(б) был выдвинут Ежовым.
В 1937 году, будучи заведующим отделом руководящих партийных кадров ЦК, Г.М. Маленков выезжал для проверки положения дел с руководящими кадрами в Белоруссию, Армению, Ярославль, Тулу, Казань, Саратов, Омск, Тамбов. Тогда аппарат ЦК был буквально завален анонимными и подписанными доносами на руководителей всех рангов письмами и апелляциями тех, кто был отстранен, письмами на доносчиков. Поэтому было трудно определить правоту или неправоту авторов писем.
