Судорожно вздохнула, словно мне дали под дых, и пошатнулась. Его сиятельство мгновенно подхватил меня и притянул к себе.
– Мне не нужен очередной знакомый, Джулия, – повторил он, нежно убирая с моего лица непослушные пряди. Медленно, одну за другой. А когда закончил, посмотрел мне в глаза и произнес: – ты мне нужна как женщина. Моя женщина.
– Женщина не может быть другом? – прошептала, завороженно глядя в искрящиеся обожанием глаза его сиятельства.
– Ты можешь быть моим другом, моим врагом, моим кошмаром, моим благословением, моим всем. Но только моим, это понятно? – произнес он, приподняв мой подбородок, и поглаживая большим пальцем мою нижнюю губу.
Сердце болезненно сжалось, а глаза защипало от слез. Если это признание в любви, то официально самое-самое-самое трогательное, которое я когда-либо слышала. Не помню, чтобы Егор вообще признавался мне в любви. Просто ставил перед фактом, что я его «дорогая» и «бесценная». Наши отношения вообще напоминали товарно-денежные, где я была активом. А здесь… будь кем угодно, но моей?
– Я все равно не откажусь от больницы, – прошептала, и Кристиан накрыл мои губы мягким, очень нежным поцелуем. – Хорошая попытка, но настаивать бесполезно! – а это уже не шептала, а мурлыкала, как довольная кошка, которой дали сметанки и почесали за ушком.
– Покажи мне, – дыхание Кристиана обжигало губы и сменялось нежными, почти невесомыми поцелуями между словами.
– Что?
– Покажи мне больницу, – очередной поцелуй и граф отстранился, чтобы увидеть мою реакцию. А она была, мягко говоря, ошеломительной. – Я хочу посмотреть. Возможно, мы со временем сможем решить этот вопрос в Ортингтоне.
Ой-ой. Это не вписывается в концепцию «Кристиан – мамонт, никогда не пойдет на открытие больницы, за что будет свергнут недовольным народом и спокойненько отойдет от дел, чтобы не стать самым очаровательным трупом за всю историю патологической анатомии».
– Когда ты уехала, у меня было время подумать обо всем этом. Изучить вопрос. Из-за личных… – он поджал губы и продолжил не сразу. – В силу определенных предубеждений, я позволил эмоциям заглушить голос разума. Но слухи о твоем проекте распространились далеко за пределы Айрона. Слышал, что многие Ортингтонцы уже выстроились в очередь, чтобы попасть к тебе на прием.
Это так. На плановые операции запись на три месяца вперед. Да и остальные отделения уже забиты заявками. Учитывая, мою популярность среди Ортингтонцев, они готовы записаться на резекцию желудка, лишь бы посмотреть, как я тут устроилась и приобщиться к великому.
На днях я получила такое интересное письмецо: «Многоуважаемая леди Джулия! Вообще, у меня ничего не болит, но я так хочу встать у истоков хирургии нашего мира, что готов пожертвовать себя науке, лишь бы войти в историю как первый пациент, которого вы прооперируете в первой больнице Китриджа! Ведь можно же отрезать мне что-нибудь, не сильно нужное и не очень важное? С нетерпением жду вашего ответа!»
И что тут, спрашивается, ответить. Не сильно нужное и не очень важное? Можно отрезать, например, мозг, ведь очевидно, что господин все равно им не пользуется. Но я поостереглась так отвечать – не ровен час, согласится.
Но вернемся к Кристиану. Он думал о больнице?
– Да. У меня запись на три месяца. Не уверена, что скоро вернусь в Ортингтон, разве что за вещами. И, конечно же, не пропущу прием в честь твоего назначения. Мы все же…
Кристиан изогнул бровь в ожидании продолжения, но я, в лучших женских традициях, сменила тему.
– В любом случае, я не брошу больницу Айрона и теперь связываю свое будущее с этими местами.
Сказала, а сама поняла, что не лукавлю. Те дни, что я провела в больничных хлопотах, стали одними из самых счастливых за все время моего попаданства. Булочки, конечно, замечательно, но открыто практиковать хирургию – еще лучше.
– Я люблю свое дело! Я живу им, Кристиан, и мне жаль, если ты этого не понимаешь.
– Любишь резать людей и пускать им кровь? – скептически переспросил он.
– Люблю спасать им жизнь. Как спасла тебе и многим другим.
Кристиан замолчал, напряженно вглядываясь в мое лицо. Я понимала, что сейчас решается моя судьба, наша судьба и ждала его решения со страхом. В планы Егора не входит мое проживание в Айроне, в планы Кристиана – тоже. Но мне, наконец, пусть и робко, пусть и несмело, во многом с надеждой на Адриана, стоит начать строить собственные планы.
– Это твой ответ? – наконец, уточнил граф Ортингтон.
Именно так – граф Ортингтон. Холодным, деловым тоном. Таким же тоном можно требовать отчета от работника, имени которого даже не знаешь.
– Да.
– Я вас услышал, леди Ортингтон.
Мне со всей учтивостью (то есть, не касаясь губами) поцеловали ладонь, оставив на прощанье лишь тонкий аромат хвои и грусти. Я не поняла, что произошло между нами, но это что-то изменит мою жизнь на «до» и «после».
В надежде, что Кристиан насчет больницы сказал, не подумав, я решительно задвинула мысли о мужчинах на задний план и сосредоточилась на переднем. Ну, то есть, на своем проекте. Завтра планировалось открытие. И это не вечеринка с выпивкой и девицами в экстравагантных нарядах, это боевое крещение уникальной операцией, на которой я буду ассистентом знаменитого кардиолога с Земли. Петер Штольц из земной немецкой клиники любезно согласился возглавлять отделение кардиологии и даже поднатаскать меня в этом направлении. Волновалась ли я? Не то слово! А потому – никаких больше отвлечений.
Я проверила готовность больницы, дала последние указания работникам и персоналу. Написала письма домашним и огромное благодарственное письмо Клифорду, который без устали создавал все новые и новые артефакты по моему заказу. Конечно, Адриан щедро слал ему чеки с гонорарами, однако сегодня мы получили их обратно с угрозой смертельной обиды в случае появления еще хотя бы одного.
Егор появился поздно вечером: побитый, помятый и в стельку пьяный. Долго передо мной извинялся, стоял под балконом на коленях и кричал о своей великой любви, что «это» было в последний раз и «такого» больше не повторится.
Что «это» и какого «такого» мне было, как говорится у нас на Земле, фиолетово, потому что с утра планировалась ответственная операция и, узнав, что с бывшим все хорошо, я провалилась в целительный сон. В него же провалился и Баринов, причем прямо под кустом пионов. Будить его предусмотрительно не стали, а с утра, когда я направлялась в больницу, попросила принести ему огуречного рассола и морковного сока. Оставить прямо под кустом, чтобы не возникло проблем с поиском после побудки.
За беспрецедентной операцией наблюдал, не побоюсь преувеличить, весь Китридж. Уникальные навыки доктора Штольца, безукоризненность и точность артефактов Клифорда, магия трех целителей, моя скромная помощь на подхвате и опыт четырех медсестер через семь часов закончились нашей безоговорочной победой. Девочка со сложнейшим пороком сердца, не поддающимся магической коррекции, получила шанс на здоровую жизнь!
