почётом в терем проводят, и в ножки поклонятся?
— Они унизили и оскорбили наш клан! И своими требованиями брака и доступа к Источнику, и этой безобразной встречей.
— Вопрос о свадьбе решал наш отец, и я не буду оспаривать его решение. Моё дело — дружина, с посольством ездил Велибор, и договаривался он. Если отца и старейшин условия устроили, значит и я поддержу. Твоё же дело, сестра, блюсти наши честь и интересы в новой семье. Мама должна была тебя обучить, как за большим хозяйством уследить.
— Мать может следить за чем ей вздумается. Я не собираюсь, я не такая слабая как она, чтобы жить так.
— Углеша! Не позорь себя и мать! Ладно мы, так если ты не возьмёшь себя в руки, то и Харисе потом жениха не найти будет!
— Если тебе это так просто, так себя бы и менял на договора. А я возьму дружину, всё же я сильней тебя! Да и Велибора не слабже!
— Меня не из-за силы моей на это место отец поставил, и не за силу отрешит от дружинного дома, — в голосе и даже в самом малом движении княжича сквозили сдерживаемые раздражение и гнев. — Если помнишь, я тогда только во вторую сферу прорвался. И не тебе решать кто чего достоин. Твоё дело исполнить возложенное на твои плечи и не более, но и не менее. А сейчас иди спать и завтра не запятнай честь, о которой ты столько говорила мне сейчас.
Небольшой, но резкий порыв силы, пропущенной через пространство воздуха, и дверь, рядом с которой никого не было, распахнулась. Углеша ещё долгий миг давила брата взглядом, но отступила и вышла из каморы. Горан же судорожно тряхнул плечами, закрыл двери и как был лег поверх одеяла, погасил огоньки, оставив лишь один слабенький светлячок.
Разговор с сестрой крепко засел в мыслях княжича, прогнав оттуда сон. И вместо отдыха он полночи думал, чего же ожидать от нового дня и как бы осторожно переговорить с тётушкой Фаттой, может она что придумает. И ведь, что самое досадное, Углеша, которую он помнил по детству и с которой почти не встречался в последние годы, были так не похожи друг на друга, будто бы и не знал он её. И от этого становилось грустно, хотелось спросить «Зачем тебе это? Почему ты больше не счастливо улыбающаяся девушка, а… А кто?».
Так он и уснул, терзаемый сомнениями. А утром встал хмурым и с тяжелой головой. День обещал быть тяжелым. Но как только княжич оделся в подобающий наряд и умылся, он всё же навестил княжну Фатту и рассказал ей и о ночном разговоре, и о сомнениях деда Яруна, и о своих сомнениях. Зря, всё же, дед осуждал выбор в посольство своей невестки! Фатта удивила Горана и показала, что она мудрее, чем казалась. Она печально улыбнулась, кивнула и объяснила к чему стремится княжна Углеша.
— Княжна Углеша в отца пошла, не в мать. Будь она характером или силой хоть чуть похожа на Айку, так и не было бы волнений никому. Но Углеша слишком часто слышала, что княжъ возглавил клан в обход отца и дяди, а княжну Милораду тогда и не вспомнили. А ведь именно Милорада и наставляла княжну на первых порах, пока срок не пришел, и очередь у источника уступала. И оставила ей в наследство свою обиду.
Горан стоял, нахмурив брови, потом медленно кивнул не столько Фатте, сколько собственным мыслям.
— Значит она попытается вернутся обратно. Женой княжича Чеслава она и княжиней при княже не станет, и сама никого не возглавит. Но и дома… уклад в руках старейшин, и Углешу они не похвалят.
К трапезе Горан и Фатта спустились вместе, и на лицах их не было радости. Скорей казалось, что они к битве собираются, а не на торжество.
Глава 27
Девица свадьбы ожидая
плакала, плакала навзрыд.
А родня, что дочку продавала,
выгоду считала, позабыв про стыд.
(из песни кощунника)
Ближе к полудню за ними пришли. Горан, Фатта и Углеша в сопровождении и своих людей, и почётной охраны от Квилиновичей, не спеша прошли от выделенного им двора через приместье и ворота в поместье, а там и по дорожке, присыпанной галькой и утоптанной, а где и деревянными плахами мощёной их провели к хоромам в терем, но не внутрь в светлицу или гридницу, а на широкое гульбище. И то верно, зачем в такой пригожий денёк толпиться в тесноте? Правда? А сюда лёгкий ветерок доносит едва уловимый аромат яблонь и бросает порой пригоршни белых и розовых лепестков.
Тут их ждали и княжъ с родичами, и витязи клана, и ещё много людей. Так что гульбище между верхними теремами, просторное, словно четыре клети рядом, стало тесным — люди сидели на подготовленных лавках и стояли за ними, а богатств на их одеждах было сколько ветром лепестков принесло! И гостям-стояновичам, даже неловко стало, они в их лучших нарядах смотрелись бедно на фоне хозяев. Княжич прикрыл глаза на мгновение, отрешаясь от чужого богатства, а его сестра фыркнула и отвернулась рассматривать облака сквозь резьбу под крышей.
— Здравствуйте, княжъ и княжиня, — вышла вперёд и чуть поклонилась Фатта. — Как весне радуется мир, так и мы радуемся предстоящей свадьбе. И новой семье, в которой продолжатся оба рода.
Княжна Фатта ещё раз поклонилась и протянула опечатанные свитки рода для Углеши и письма от своего княжа. Но их не спешили принять, вынуждая женщину сносить томительное ожидание. Да и тогда, за бумагами подошел отрок.
— И мы рады принять к себе такую красавицу, да ещё и силой выдающуюся. Она, несомненно, станет украшением клана и рода, — кивнул княжъ, не вставая со своего стольца. — Я велю начать подготовку к свадьбе. А пока, гости дорогие, живите и отдыхайте у нас. И назавтра устроим пир в вашу честь!
Пока Фатта благодарила и тихонько расспрашивала хозяев, княжна Углеша фыркала и дёргала плечиком, смотрела куда угодно, но не на витязей и княжих родичей. И её поведение заметили. Горан сам слышал, как осторожно переговаривались старейшины и витязи на лавках, выставленных по обе стороны от гостей, да и Чеслава, ухмылявшегося и перебиравшего пальцами по спинке материного стольца, видел. Видел, слышал, но ничего не мог поделать, кроме как проглотить обиду и молча улыбаться.
А как только обмен поклонами закончился,
