я горжусь тобой. Ты сделал невозможное – отказался играть по их правилам. В его глазах стояли слёзы. Около нашего подъезда он остановился, передал мне плёнку и бумаги:
– Вот здесь и простимся.
– Разве ты не пойдёшь к нам? – спросил я.
– Нет, мне надо спешить. Передай Виктору мои извинения. Я всегда был плохим отцом, но, видит Бог, я его любил. И тебя люблю. Ну, ступай.
Я вошёл в подъезд и оглянулся. Дед стоял в проёме и махал мне рукой. В его седине запутались солнечные лучи и ветер.
– Счастливо, – крикнул он мне и, развернувшись, зашагал прочь.
Дома кипела жизнь. Работал телевизор. Из кухни доносились ароматы жареной картошки. Минувшие события казались ночным кошмаром или плодом фантазии. Пройдя на кухню, я подождал, пока на меня обратят внимание.
– Ну, наконец-то! – воскликнула мама. – Мы уже начали волноваться.
– У кого был? – спросил отец, глядя на плёнки и папку.
– Можно я потом расскажу? Ели хотите, можете сами послушать. На плёнке всё подробно записано. А эти бумаги надо сжечь, так сказал дед. Простите, очень хочу спать.
Положив свою поклажу на табурет, я отправился в свою комнату, не раздеваясь, рухнул на диван, и тут же уснул…
Вместо послесловия
Меня ни о чём не спрашивали ни на следующий день, ни позже. Единственный раз отец вскользь коснулся этой темы через дня три после означенных событий. Мы гуляли все вместе в парке, и когда мама отлучилась, чтобы купить мороженого, он сказал:
– Знаешь, чего не могу понять в этой истории? Как отец прибыл в город. Суди сам: поезд, что привёз нас, приходит рано утром. Практически сразу нас взяли в оборот. Так? Следующий поезд только через сутки. Авиарейсов в тот день не было… Это факт.
Я ничего не ответил. Не было желания говорить на эти темы. И отец это знал.
Так же без объяснений, он понял, что вещи перестали со мной разговаривать. Несколько раз, уединившись, я пробовал сосредоточиться, взяв в ладонь какую-нибудь старинную безделушку из отцовской коллекции. Тишина.
Ещё пару месяцев наш дом жил в диком напряжении. Родители вздрагивали от звонков в дверь и по телефону, бросая друг на друга многозначительные взгляды. Отец закупал ворохи местных газет и тщательно штудировал заголовки.
– Напрасное дело, – говорила мама. – Неужели ты думаешь, что в наших газетах напишут о происшествии в секретной лаборатории?
Я же делал вид, что мне это безразлично. Осенью нам пришло письмо из сибирской деревни. Некий Пётр Дулин писал: «Здравствуйте, Виктор. Не знаю, помните вы меня или нет. Я доставлял вас на лодке к острову, где жил Андрей Викторович Плетнёв. Должен сообщить вам, что он пропал. После вашего отъезда никто его больше не видел. Искали всем селом. Его вещи, даже документы остались дома. И лодка привязана цепью. Возможно, Андрея Викторовича унесло течением или ещё что-то случилось непредвиденное. Но следов никаких. Простите за плохие известия».
Отец тотчас отправился в дорогу. Вернулся потерянный, молчаливый. Ничего нового он не узнал. Но во мне жила странная уверенность, мой дед – Андрей Викторович не погиб. Он всего лишь отправился в очередное странствие и где-нибудь приручает молодой ветер, и вместе с ним учится рассекать облака. Пару раз я видел его во сне. Один раз в лучах света – молодым, веселым, черноволосым. В другом сне мы вместе взбирались на высокую сопку, а когда добрались до вершины, я сел на траву и, глядя ему в глаза, спросил:
– Ты ведь не умер, правда?
– Смешной мальчишка, – ответил он. – Неужели ты до сих пор не понял – человек – существо, которое не умеет умирать. Ещё ни у кого это не получалось.
* * *
Почти четверть века спустя отец, уезжая в заграничную командировку, попросил меня разобрать чулан со старыми вещами. Я не услышал подтекста в словах: «Там столько всего… Рай для путешественников в прошлое. Возможно, тебя ждёт сюрприз».
Итак, небольшой картонный куб, наполовину заполненный магнитофонными плёнками. Рядом с ним, упакованные в полиэтилен, стояли два магнитофона: один катушечный, другой – кассетный. Перекладывая коробки с плёнкой, я обнаружил на самом дне ящика, сложенный вдвое лист: «Не тревожьте мальчишку. Довольно того, что он уже испытал. Отдадите ему записи, когда его сыну будет столько же, сколько ему сейчас».
Мне не хватало воздуха. Я вышел на балкон. Начинался дождь. Крупные капли забарабанили по козырьку, стёклам, превращаясь в потоки, стремительно наполнившие водосточные трубы. «Это черта между тем, что было и что будет. Такой дождь приходит и смывает все знания о будущем», – вспомнил я. А когда в лицо ударил поток воздуха, припомнилось ещё одна дедовская фраза: «Ветер растёт вместе с человеком, а когда тот покидает землю, то есть умирает, он отправляется скитаться по свету, набирается сил и однажды решает, кого из людей ему приручить».
