class="p1">– Я здесь главный. И сколько раз за это время я побывал в Купере? Три? Четыре? – Он пожал плечами и замолчал, закуривая. – Возможно, ты воспринимаешь это как оскорбление. Как знак того, что мне нет дела до Купера. Что я считаю Купер дерьмовым городишком.
Его люди снова рассмеялись. Сам Марченко улыбался, но чем пристальнее я вглядывался в его лицо, тем сильнее оно напоминало застывшую пластмассовую маску. Меня от него уже тошнило.
– На самом деле все объясняется просто: я здесь не нужен. Я доверяю людям, они делают свое дело. И тебе, Джо, я тоже доверяю. У меня забрали деньги, и ты их возвращаешь. Прямо-таки Робин Гуд, а? Конечно, когда мой товар перестанет продаваться, а на мои фермы нагрянут полицейские, возможно, все изменится. Но до тех пор, пожалуйста, не воспринимай мое отсутствие как знак безразличия. Или нелюбви к твоему дерьмовому городишке. И поверь мне, Джо, это действительно дерьмовый городишко. Поэтому, когда ты видишь меня здесь, сейчас, когда я жду тебя на этом мерзлом поле, не оскорбляй меня такими словами, как это серьезно. Я знаю, что это серьезно. Если бы это было несерьезно, меня бы здесь не было. Если бы я не доверял тебе, меня бы здесь не было. – Он сплюнул на землю. – Если бы я не доверял тебе, ты был бы уже мертв.
Джо взглянул на меня, но я не смог прочитать выражение его лица. Он снова повернулся к Марченко.
– Я не хотел проявить к тебе неуважение, Демьян. Просто… мы бы хотели заключить сделку.
Марченко снова улыбнулся и посмотрел на меня.
– Продолжай, пожалуйста, – сказал он.
Я понял намек и, проглотив страх и отвращение, шагнул вперед.
– Мне нужна твоя помощь. Нужно найти одного человека.
– Полегче, детектив, сначала купи мне выпить.
Еще один взрыв смеха и еще одна демонстрация почерневших зубов. Меня аж перекосило от злости. Я уже потянулся, чтобы схватить его за кожанку, но Джо остановил меня.
– Возьми себя в руки, – прошипел он мне в лицо.
Я сделал шаг назад и опустил руки, хотя пальцы все еще сжимались в кулаки.
– Тебе, должно быть, трудно, – помолчав, сказал Марченко. – Прийти ко мне вот так. Просить моей помощи. Умолять меня.
Джо покачал головой.
– Демьян…
– Нет-нет, пусть насладится моментом. Это же совсем ненадолго. Хочет подраться? Я не против. Возможно, он даже победит. Хотя в этом случае я уже не смогу ему помочь.
– Если бы я мог обойтись без тебя, – сказал я, – меня бы здесь не было.
– В таком случае я рад, что у тебя нет другого выхода. – Марченко подошел ко мне и потрепал по плечу. Как собаку. – Если тебе нужна моя помощь, ты ее получишь. За определенную цену.
Я сунул руку под куртку, и его люди напряглись. Я вытащил пакет с деньгами и швырнул его украинцу прямо в грудь.
– Вот. Это моя доля за фургон. Деньги твои, если ты мне поможешь.
Марченко взял у меня пакет и улыбнулся.
– Красивый жест, детектив. Только этого недостаточно.
– Что?
– Деньги – только часть сделки. – Он передал пакет одному из своих людей. – Но для меня ценнее другое.
– И что же?
– Твое послушание.
Я уже хотел было послать его ко всем чертям, но подумал о Мэри. А еще – о Саймоне и о том, что я с ним сделаю, когда он окажется у меня в руках.
– Хорошо.
Марченко рассмеялся.
– Расслабься, детектив. Ничего личного. Просто бизнес, помнишь? А теперь, пожалуйста, расскажи, кого ты пытаешься найти?
Я вернулся. Когда уже стал старше. Вернулся в Юдору.
Новичок никогда не спрашивал, чем закончилась та история. Я решил, что ему просто неинтересно, или он решил, что все закончилось, когда за мной приехала мама.
В общем-то, так оно и было. Но это еще не все. Кое-что осталось. То, что можно назвать эпилогом. А история вся началась еще в тот судьбоносный день, когда Эдди купил в хозяйственном магазине первое ведро красной краски.
Я часто задавался вопросом, как он ее выбирал. Представлял, что он стоит в проходе, глядит на ряды малиновых и бордовых ведерок и размышляет, не слишком ли бодро звучит «Морозная клюква» для комнаты, которую он задумал устроить. Или будет ли «Малиновый беллини» сочетаться со стальным крючком и наручниками.
С тех пор, как я уехал, прошли годы. Моя мать уже давно покоилась под землей.
Итак, я вернулся. Вернулся в липкую жару, к нежному стрекоту цикад, к дому на краю кукурузного поля. Я добрался туда незадолго до наступления сумерек. Когда свет стал янтарным, а тени удлинились.
Я несколько часов прождал на том кукурузном поле. Стоял и смотрел в окно гостиной. Нэнси смотрела телевизор. Я представил, как она натирает свои скрюченные кулаки вонючей пастой, улыбнулся, очистил початок кукурузы и съел его на ужин. Потом рядом с вытоптанным клочком поля найдут целую кучку обглоданных початков кукурузы и поймут, что тот, кто это сделал, ждал, пока не стемнеет и в доме не лягут спать.
Я так и не увидел Эдди. То есть пока стоял в кукурузе. Я знал, что он дома – ржавый внедорожник был на обычном месте, – и надеялся его увидеть. Можно многое узнать о человеке, если наблюдать за ним, когда он об этом не подозревает. В такие моменты люди не притворяются. Они настоящие. Такие, какие есть.
Пришла ночь, такая же непроглядно темная и обволакивающая, какой я ее помнил. Свет в спальне погас, и я подождал еще полчаса – чтобы наверняка, – а потом прошел к заднему крыльцу, достал запасной ключ из-под разболтавшейся дощечки и переступил порог. Дальше мой путь лежал через кухню, столовую, гостиную, ванную и подсобку – хорошо знакомый мне маршрут. В подсобке Эдди держал ружье и прочие охотничьи принадлежности. Ружье стояло в углу, чтобы в случае чего его можно было быстро схватить – будто Эдди пограничник или вроде того. Я взял ружье, взял коробку с патронами, осторожно, стараясь не шуметь, зарядил его, вышел из подсобки, прокрался по коридору и поднялся по лестнице. Перед дверью спальни пришлось остановиться и вытереть ладони о джинсы. Я весь вспотел и нервничал так сильно, будто мне предстояло впервые заняться сексом.
Они спали, и на их лица падал лунный свет. Я вспомнил, как расставил в этой комнате чучела зверьков, как Нэнси закричала, когда проснулась, и как потом хлестала меня по лицу. Я сжал ружье крепче. Она пошевелилась, веки дрогнули, глаза открылись, взгляд сфокусировался, и зрачки расширились. Я наконец нажал на спусковой крючок, и правая половина ее лица размазалась по стене.
Тогда проснулся и Эдди. Конечно: грохнуло так, что уши заложило. Он увидел, что сталось с его женой, и закричал. Не таким уж и крепким орешком оказался.
Не знаю, понял ли он, что это я. Было темно, он был без очков, поэтому я подошел поближе, и когда лунный свет упал на его лицо, я увидел у него в глазах ужас и удивление. Старик все-таки меня узнал.
Он завопил, и этот дикий, пронзительный, бабский вопль больше походил на вой подыхающей кошки, чем на крик большого, сильного мужчины. Я воткнул ствол дробовика ему в разинутый рот и вдавил так глубоко, что он начал задыхаться.
Я повел его вниз по лестнице. Полуодетого, с выпирающим из пижамы брюхом. Босые ноги скользили на деревянных ступеньках, и он дрожащими руками цеплялся за перила. При этом он еще и издавал какие-то звуки, напоминавшие кудахтанье, что
