Слушатели высохшего старца не ведали, что они – из числа последних, знающих язык пустыни. Новый, изменённый мир окружал плато Дофар, как море. Оно разлилось по солончакам востока Руб-Эль-Хали, отрезав Оман от Аравии гиблым мелководьем.
Издалека, из-за горизонта слабо донёсся вой сторожевой башни. В ответ раздался еле слышный долгий зов другой башни, стоявшей у обрывистых гор Кара, у самого моря. А близ подножия говорящих башен их звук невыносим – он валит с ног, разрывает в ушах перепонки, поднимает вихри.
– Слышите? – прошептал старик, подняв палец. – Так же было в городе Ирем Зат аль-Имад, в Иреме Столпов. Он цвёл, словно осколок рая на земле. Его возвели джинны по воле царя Шаддада. Царь заточил джиннов в столпах, чтобы они оберегали город от врагов. Хотите знать, что было дальше?
– Да! Да! Расскажи, абу! – горячо закивали мальчишки.
– Шаддад рукою джинна вывел знак – красную молнию на белой скале. Кто прочтёт и повторит сей нечестивый знак, тот войдёт в Ирем. Там встретишь прекрасных джинний, чьи зрачки – как щели, прорезанные кончиком ножа.
– У-у-у… – Ребята беспокойно ёрзали, ухмыляясь и толкаясь. – Абу, они до сих пор живы? Я хочу взять такую в жёны! Ха-ха, она спалит тебя огнём! Они ведь не дочери Адама. Один раб сказал – на юге под землёй…
– Эй, мальчик, ты сведущ больше меня? – Старик сердито нахмурился. – Кто много болтает о странных местах, тот скоро там окажется.
– Что это?.. Собаки тревожатся. – Старший из ребят резво вскочил и отодвинул циновку, заменявшую дверь. Все притихли. Прозрачная тёмная синь заливала небо, загорались звёзды, на западе багрово остывал закат. Дым кизяков тянулся ввысь белёсыми струями; в посёлке слышались голоса и лай собак.
– К дождю. Скоро муссон закончится, сушь придёт, о-хо!.. – кивал старик, вдыхая дурман. Глаза его заволакивала пелена грёз.
– Там, где вади. – Старший мальчик уверенно показал в сторону речной долины, по которой в пору муссона текла ленивая и мутная вода.
Над краем долины, за редкими стволами акаций, приподнялась и поплыла горбатая тень. Словно спина огромного чёрного зверя.
Из спины стал расти острый шпиль, раскрываясь, как зонт без полотнища, вытягивая в стороны прямые, сухие спицы.
– Паук идёт по вади, – проговорил мальчик, отступив от проёма. – Абу, паук!
– Давно не ходят, – кряхтя, старик поднялся и заковылял к двери. – Незачем ходить! Мы мирные. О!.. и впрямь, паук.
Ребятня сбилась у проёма, разинув рты и широко открыв глаза, потом высыпала наружу. На пыльных прогалах между хижинами кучковались жители посёлка, шумно обсуждая появление гигробота в их забытом богом месте.
Гиг плавно двигался на шести паучьих ногах, будто на гибких ходулях, подняв над собой эмиттер защитного поля. Старая машина – таких теперь не производят, – походила на телефонную трубку; толстая рукоять была корпусом, из которого торчали ноги, а барабаны на его концах – подвесными орудийными башнями. Легко перешагнув акации, гиг метнул в сторону посёлка световой луч, словно солнцем озарив людей и хижины. Пыль, взметённая силовым полем, клубилась у его ступней-платформ.
…Сотерель, сидевший в пилотской кабине на месте штурмана, сверился со спутниковой картой.
– Это оазис Хиса-Эр-Разб. Других поселений тут нет. Надо взять западнее, к вади Арма. Утром будем вне зоны слежения.
– Терпеть ненавижу резервации, – от души сказал Фур, следивший за оазисом глазами визоров. – Для какого чёрта их сберегают? Давно бы всех вывезли на Оман. Всё равно эта земля не родит, хоть сорок дождей тут пролей.
– А зона покрытия индийских башен? – скрывая беспокойство, спросил пилот. Ему не хотелось потеть на допросах в Йемене, объясняя, зачем пёстрая группа вооружённых туристов «по ошибке» забрела в Дофар.
– Их ближайший форт – Эль-Фудул, а башня – в Эль-Рахубе. Горный район, плохой обзор. Проскочим. – Сотерель говорил уверенно; пилот успокоился. Всем известно: за сомнительные дела Сотерель не берётся.
– Ну, так я займусь? – Фуру не терпелось показать класс.
– Да.
Гикнув, Фур выметнулся из кабины и прыгнул сверху в переднюю башню, прямиком на сиденье стрелка. Зажёг прожектор, снял силовое поле, перевёл снарядное питание на подачу газовых боеприпасов, включил прицелы и комп координации огня. Всё не глядя, мастерски. Это был момент, когда пилот перешагнул акации, и ногастый гиг целиком поднялся над краем долины вади.
– Они нам пригодятся? – Пилот приблизил лица глядящих на него людей.
– Нет. Это выродки. Ниже четвёртой категории.
Бросив пилоту: «Герметизация!», Фур ударил по посёлку из всех стволов передней башни, покрывая зону поражения с запасом. Разрывы и выбросы бледного газа возникли в Хиса-Эр-Разбе сразу всюду.
Гиг стоял над стелющимся облаком, по колени в газе, поводя прожектором и визорами. Фур радовался ясному вечернему безветрию – в дождь и ветер газ куда менее эффективен, – и испытывал прилив щемящей светлой грусти.
– Царство небесное! Чего им жить, таким? Лучше в рай. Я ни на кого зла не держу. Если глушить, то быстро.
– Слева, двадцать градусов, дистанция сто пятьдесят, – закурив, Сотерель обратил внимание Фура на огрехи.
– О, не взяло… Наверно, мутант! у них антидот в крови.
Он открыл башенный e - gun и послал
