Мы видели большие ирригационные сооружения, которые позволяют орошать огромные участки земли. Мы видели, что начинает появляться излишек сельскохозяйственной продукции, который отправляют на экспорт.
Предстоит еще много дискуссий, много тяжелой работы. Предстоит принять много новых решений. И все же мы собственными глазами увидели, что в скором будущем Кампучия сможет сделать большой шаг вперед и стать современной аграрной страной. На горизонте уже маячит цель — индустриализация Кампучии. Сегодня Кампучия — очень бедная аграрная страна. Мы видели, что планы быстрого развития, о котором так много говорилось в кампучийских сводках, — реальны.
197.
Вы понимаете, мы ни в чем не сомневались, потому что были полностью преданы революции. Мы ни о чем особо не задумывались. Мы очень доверяли нашим лидерам и не думали, что партия может ошибаться. Не знаю, читали ли вы письма Бухарина Сталину? Именно так мы и чувствовали. Вообще, это было потрясающе. Я чувствовал точно то, что чувствовал он. Даже если партия заявляла, что я предатель, я готов был сказать: «Если партия считает меня предателем, значит, я предатель. Я недостаточно проницателен, чтобы видеть это сам, чтобы разоблачить свое собственное предательство». Вот как это было. Фанатизм. Как солдаты аятоллы Хомейни, бросавшиеся под иракские танки, чтобы скорее попасть в рай! Это было примерно то же самое.
Суонг Сикын подносит к губам свой стакан с кофе, сваренным на дождевой воде. По тропинке возле дома проходит сосед. Это пожилой господин, седой и коротко стриженный, в больших очках. На нем черная крестьянская форма, на плече висит сине-белый крестьянский платок. Он словно сошел со страниц пропагандистской брошюрки красных кхмеров.
Как мог Суонг Сикын, тринадцать лет прожив и проучившись во Франции, так слепо довериться революции? Ведь в воспитавшей его образовательной системе вопрос ценился как минимум так же высоко, как ответ.
Он отвечает очень по-французски: читает мне небольшую лекцию, педагогически разделенную на три части.
Во-первых, он и многие другие интеллектуалы — члены партии, сами в войне не участвовали. Они считали, что они в долгу перед теми, кто страдал, боролся и погиб под бомбежками. Поэтому они должны еще сильнее поднапрячься сейчас, когда революция победила. Во-вторых, он со своим французским образованием был потенциальным классовым врагом. Он должен был искупить и эту вину.
Он делает небольшую паузу, просит прощения. Он все еще очень слаб после операции. Все неподвижно в полуденном зное, природа почти бесшумна.
В-третьих, продолжает он, партия продемонстрировала тактическое превосходство, победив режим Лон Нола, поддержанный США. Как ловко она затем использовала доброе имя принца Сианука, чтобы заручиться народной поддержкой, и как потом деревня задушила продовольственное снабжение городов.
— Маоистская теория, но очень конкретная. Переворот тысяча девятьсот семьдесят пятого года был бы невозможен ни с каким другим лидером, кроме Пол Пота. Кстати, Пномпень в конце концов был взят без боя.
Какие могли быть сомнения после такой победы?
198.
Она встает, голова кружится. Сине-белая школьная форма в пыли, ладони разбиты. Прямо над ней навис внедорожник. Переднее колесо велосипеда лежит под бампером.
За тонированными стеклами угадывается лицо водителя. Он следит за девушкой взглядом. А так на его лице — застывшая маска равнодушия. Люди останавливаются и смотрят на аварию. Поток машин на перекрестке медленно течет вперед, но посреди сцены все замерло.
Девушка отходит к тротуару. Она слегка хромает. Кто-то еще останавливается. Никто ничего не говорит.
Внедорожник медленно, медленно двигается с места. Правая сторона немного приподнимается, когда колесо наползает на велосипед, подминая его под себя. Треск лопающихся фонариков, искореженная рама. Водитель смотрит прямо перед собой. Все словно в замедленной съемке, но вскоре машина исчезает в хаосе бульваров.
Девушка остается стоять на тротуаре. Один за другим зрители расходятся.
Пномпень тридцать лет спустя после захвата власти красными кхмерами. Коррупция здесь — одна из самых высоких в мире. Правовая система давно не работает, пропасть между богатыми и бедными — огромная. Те, у кого есть деньги, делают что хотят. Им нечего бояться.
Разозлившись, я думаю, что этому мерзавцу на джипе не помешало бы немного поработать на рисовом поле. Чтобы он просто представил себе, как живет большинство людей в его стране. Что обыкновенный крестьянин, чтобы накопить на такой автомобиль, должен работать 1250 лет. Что стоимость велосипеда этой девушки соответствует месячной зарплате учителя.
