Во время моей стажировки меня три раза подряд вызывали во время ночного дежурства, чтобы наложить швы женщине, которая резала свою шею любыми острыми предметами, которые попадались ей под руки. Она сообщила мне с некоторым ликованием, что ей становится лучше, когда она себя режет. С тех самых пор я не перестаю задаваться вопросом: почему?
Почему одни люди справляются со своими тревогами и переживаниями, играя в теннис или напиваясь мартини, в то время как другие уродуют свои руки бритвой?
Наше исследование показало, что физическое или сексуальное насилие в детстве значительно повышало вероятность многократных попыток суицида и склонности к самоповреждению (8). Я стал задумываться, не начались ли их суицидальные мысли еще в раннем детстве и не находили ли они утешения, планируя спастись с помощью смерти или причинения себе повреждений. Не является ли самоповреждение отчаянной попыткой обрести хоть какое-то чувство контроля?
В базе данных, собранных Крисом Перри, была информация о дальнейшей судьбе всех пациентов, которые лечились в амбулаторных клиниках больницы, включая сообщения о попытках суицида и саморазрушительном поведении. После трех лет лечения примерно у двух третей пациентов наблюдались заметные улучшения. Теперь возникал следующий вопрос: кому лечение помогло, а кто и дальше продолжил раздумывать о самоубийстве или о том, чтобы резать себя? Сравнив дальнейшее поведение пациентов с результатами нашего опроса, мы получили некоторые ответы. Пациенты, которые продолжали причинять себе вред, сказали нам, что не помнят, чтобы кто-либо в детстве придавал им чувство защищенности; они рассказывали о том, как их предавали, как они переезжали с места на место и в целом были брошены на произвол судьбы.
Я пришел к заключению, что если у человека остались воспоминания о чувстве защищенности рядом с кем-то многие годы назад, то следы этой ранней привязанности могут быть заново активированы в гармоничных отношениях уже во взрослой жизни, будь то в повседневной жизни или в рамках эффективной психотерапии. Если же у человека не было воспоминаний о том, как он чувствовал себя любимым и защищенным, то рецепторы в его мозге, реагирующие на человеческую доброту, попросту могли не развиться (9). Если это так, то как люди могут научиться успокаиваться и чувствовать себя «заземленными» (этот термин уже пояснялся ранее. – Прим. пер.) в собственном теле? Опять-таки, это имеет огромное значение для лечения, и я вернусь к данному вопросу в пятой части.
Сила диагноза
Наше исследование продемонстрировало существование травмированной группы населения, сильно отличавшейся от ветеранов боевых действий и жертв несчастных случаев, для которых изначально и был создан диагноз ПТСР. Люди вроде Мэрилин и Кэти, равно как и пациенты, которых мы с Джуди изучали, а также дети в нашей амбулаторной клинике при МЦПЗ, о которых я рассказывал в седьмой главе, далеко не всегда помнят про пережитую ими травму (один из критериев диагноза ПТСР), ну, или по крайней мере не зациклены на каких-то конкретных воспоминаниях о пережитом насилии, однако все равно продолжают вести себя так, словно они по-прежнему в опасности. Они бросаются из одной крайности в другую; им сложно сосредоточиться на какой-то одной задаче, и они постоянно злятся на себя и окружающих. В определенной степени их проблемы пересекаются с тем, что мы наблюдали у ветеранов, однако важнейшим отличием является то, что их детская травма помешала развитию психических способностей, которыми обладали взрослые солдаты до того, как пережили травму.
Когда мы пришли к такому выводу, несколько из нас (10) отправились встретиться с Робертом Спитцером, который руководил созданием DSM-III и теперь был занят редактированием этого руководства. Он внимательно нас выслушал. Он сказал нам, что врачи, которые целыми днями лечат определенную группу пациентов, непременно приобретают значительные знания и опыт относительно их недуга. Он предложил нам провести еще одно исследование с целью сравнить проблемы разных групп травмированных людей (11). Спитцер назначил меня руководителем этого проекта. Сначала мы разработали оценочную шкалу, учитывавшую все разнообразные симптомы травмы, о которых упоминалось в научной литературе, после чего опросили 525 пациентов в пяти городах по всей стране, чтобы понять, характерны ли для отдельных групп населения определенные проблемы.
