том топливе, что осталось в трубке. Только подождать, и двигатель заглохнет. – Он взял крышку и приладил ее на место. – Астрид, ты копалась в движке?
– Нет.
– Когда я последний раз смотрел, все было в порядке.
– Кроме тебя, Кобб, тут никто не копался.
– Эй, послушай, можешь говорить про меня что хочешь, но в движках я понимаю.
– Не сомневаюсь, – подтвердила она. – Не стоит сердиться.
– Я не сержусь, Астрид.
– Вот и хорошо. Мне заводить лодку?
– Не надо, я тебя отвезу.
Он прошел мимо нее и опустился в шлюпку, избегая встречаться с девушкой взглядом. Ну и ладно. Хорошо, пусть он ее спас. Но если это он вначале испортил двигатель, он и виноват. Она пошла на корму и села в раскладное кресло. И он сердился, что бы он ни говорил.
Когда они вернулись на реку, он отвязал трос от шлюпки и закрепил на причале. Уже почти стемнело. По широкой дуге он вывел шлюпку в устье, оставив на воде глубокий след. И не обернулся. Упрямый… и сердитый.
Глава 24
Воскресенье, день двенадцатый
Ближе к утру Астрид проснулась от ночного кошмара. Шторм, она свалилась с лодки и стала тонуть. Она была уже под водой, клубок водорослей опутал ей ноги, мешая всплыть на поверхность. Неудивительно, если вспомнить чуть было не случившуюся накануне трагедию.
Астрид встала, распахнула все иллюминаторы и широко вдохнула. По бортам лодки воздух пах по-разному. Со стороны берега запах был сухой и сладковатый, с реки – соленый и сырой. Мурашки от кошмара прошли, на смену им пришло возбуждение от предстоящего утра. Схожее волнение она чувствовала, когда ехала в аэропорт, чтобы лететь в отпуск – с собранными еще с вечера чемоданами.
Просигналил телефон. Эсэмэс от Мураки: он провел тесты присланного образца и пришел к однозначному выводу – лак современный. Она поблагодарила его и написала, что скоро свяжется.
День обещал быть хорошим. Саймон может озвучивать свое мнение о Констебле. Но теперь у нее есть доказательства. Это совершенно точно подделка, и Саймону придется с этим согласиться. Окончится его поездка в Дорсет, предпринятая ради опеки над ней. Bon voyage, дорогой.
Астрид приняла душ, оделась, впихнула в себя пару тостов с маслом и приехала в Шерборн-холл за несколько минут до десяти.
* * *
Саймон прибыл значительно раньше нее. Он стоял, опираясь на край стола Крессиды, и заканчивал историю о своем споре с одним из членов королевской семьи, Астрид слышала ее кучу раз и знала, что это минимум на десять минут.
– Это поразительно, – восхитилась Крессида, хлопая в ладоши, – просто потрясающе.
– Такая у нас работа, – сказал он, поигрывая рукавами бежевого джемпера, наброшенного на плечи.
Весь наряд на нем был такой же, как и вчера. Стоило ему подобрать одежду так, что всё вместе, как он выражался, «просто работало», – он сразу покупал по три экземпляра каждой вещи. Затем он вешал наряды в шкафу по «квадрантам» на каждый сезон. Раньше это казалось логичным. Теперь же – раздражающим.
– Отлично! Итак, начнем? – Астрид уселась.
– Давайте, – сказала Крессида.
Саймон полез в портфель и достал толстую пачку офисной бумаги с заметками. Затем подошел к картине Констебла, которая стояла у окна на мольберте.
– Итак, эта картина – «Уэймутский пляж», датирована тысяча восемьсот шестнадцатым годом. Великолепный образец, – сказал он, словно аукционер, представляющий картину потенциальным покупателям. – Перед продажей «Английскому фонду» ее оценивали частные дилеры «Хэссокс и Коул» с Бонд-стрит. К счастью, Джеймс Хэссокс – мой добрый друг, и он предоставил мне полный доступ к их исследованию и тестам.
– Добрый друг? Вот не знала, – сказала Астрид.
– Астрид, пожалуйста.
– Не обращайте на меня внимание.
– Кстати, Астрид, я объяснил Крессиде наше положение. На случай каких-либо треволнений.
Крессида посмотрела на них и сочувствующе кивнула.
– Саймон, пожалуйста, продолжай.
Он разделил пачку бумаги и положил одну половину на угол стола.
– Крессида, это ваши копии результатов исследований, которые я провел.
– Спасибо, Саймон, – сказала Крессида.
– Итак. Одно из исследований – дендрохронологическое, оно используется, чтобы определить возраст рамы картины по виду годичных колец древесины. Результат этого исследования с учетом отметок на раме и подписью показывает, что рама подлинная. – Он посмотрел на Астрид. – Астрид, ты согласна?
– Да, возраст рамы с точностью до десяти лет соответствует оригинальной картине.
– Превосходно. – Он снова стал просматривать заметки. – Дальше инфракрасная спектроскопия – это исследование применяют, чтобы определить состав краски в образце. Связывающие пигменты, такие как льняное масло и яичный белок.
– Как увлекательно, – кивнула Крессида.
– Честно говоря, Крессида, совсем нет, – сказала Астрид. – На самом деле это очень скучно.
– Спасибо, Астрид. – Саймон еще пролистал заметки. – В общем, мы ищем составляющие краски, которой, как нам известно, пользовался художник. Хорошие новости – химический состав краски на этом полотне имеет особенности, присущие именно Констеблу.
Астрид улыбнулась про себя.
– Хочешь здесь дополнить, Астрид? – сказал Саймон.
– Нет, нет. Продолжай.
– Есть еще несколько исследований – ультрафиолет, цифровые отпечатки. Хэссокс очень тщательно подошел к делу, и… – Саймон положил свою часть заметок на стол, – все подтверждает, что это подлинная работа Джона Констебла.
– В самом деле? Вы уверены? – Крессида поднялась со стула и повернулась к Астрид: – Я не понимаю… Вы сказали, что это подделка.
– Потому что так и есть. – Голос Астрид дрожал от возбуждения. – Саймон, ты не прав. Мазки слишком осторожные – они не выглядят как рука мастера.
– Ты уверена?
– И я отправила на исследования образец лака, и выяснилось, что лак современный.
– Кто делал исследование?
– Неважно, главное, что это без сомнения доказывает, – Астрид указала на картину, – что это не подлинный Констебл.
– Ладно, ребята, берем тайм-аут, – сказала Крессида. – Что это? Подделка или оригинальная вещь?
– Мне очень жаль, Крессида, – сказала Астрид. – Очевидно, Саймон приехал сюда только затем, чтобы попробовать меня унизить. Это довольно прискорбно.
Саймон покачал головой.
– Пожалуйста, Астрид, не теперь.
– Хорошая попытка, Саймон. – Она встала и уверенно подошла к мольберту. – Все понятно, даже если просто на нее посмотреть. – Она приблизила лицо к картине. Море, фигура на тропинке, мыс с маяком. Нежно провела пальцем по холсту. Затем отдернула руку, словно от электрического удара. – Ой, что это. – У нее в прямом смысле отвисла челюсть.
Несколько мгновений она смотрела на оставшуюся часть картины. Скалы, дорожка, облака. Особенно облака. Они были потрясающие. Невесомые. Светящиеся. Словно кто-то дотянулся палочкой до неба, свернул их, будто сахарную вату, и нанес на холст. Это был шедевр – на эту картину дохнул Господь. Ни малейшего сомнения – это подлинный Констебл.
– Что случилось, Астрид? – спросила Крессида.
Та не могла отвести глаз от
