Григорий с интонацией римского сенатора, скучающего в банях.
— Гриша, давай без высоких тонов, — попросил я и отвернулся к окну.
Мы проезжали мимо галереи с мраморными арками. На секунду я замер. Прошлой весной я в это время спорил с клиенткой на Плющихе о том, какая москитная сетка считается "правильной". А сейчас я вожу по Милану говорящего кота, поп-диву с контрактами на три континента, телохранителя, способного уложить слона, и магическую кнопку, с помощью которой можно в три действия превратить Нью-Йорк в рюмочную.
Прогресс налицо.
— А если серьёзно, — вдруг сказала Пайка, убирая телефон. — Ты правда думаешь, что нам удастся найти все шесть?
— Если не мы, то кто-нибудь другой, — пожал я плечами. — И тогда миланская кухня получит новый специалитет: "вяленый Париж" под соусом из постапокалипсиса.
— Ты хорошо шутишь, — сказала она. — Когда не врёшь.
— Это был комплимент или угроза?
— Сам выбери. Твой кот администратор, у вас теперь демократия.
Я взглянул на Григория. Он выглядел странно сосредоточенным. Обычно в дороге он предпочитал дремать и издавать философские суждения раз в двадцать минут. Сейчас он не дремал и молчал подозрительно долго.
— Ты чего такой напряжённый, Гриш?
— Я голоден, — мрачно произнёс он. — Когда я голоден, я не могу думать о судьбах вселенной. Только о судьбах тунца в масле.
— Бобик, гони нас скорее в отель, потом сразу в ресторан, — потребовал он. — Я начну кусаться, если не поем в течение ближайших двадцати минут.
— Может, наколдуешь себе что-нибудь? — усмехнулся Боб. — Пакетик «Вискаса»?
— Ты в своём уме? — фыркнул Григорий. — Это Италия. Какой уважающий себя кот в Италии будет есть «Вискас»? Я хочу пасту. С соусом болоньезе. И маскарпоне. И, быть может, каплю чего-то, что нельзя купить без рецепта.
— Ну ты и буржуй, — сказал я.
— Я не буржуй, я гурман. А ещё я — системный администратор кнопки, между прочим. И если я проголодаюсь до потери сознания, кто тогда будет следить, чтобы ты, Матвей, не пожелал себе венигретного тела?
— Я не собирался! — возмутился я.
— Пока. Но мы все знаем, как заканчиваются твои желания.
Мы засмеялись. Даже Пайка. Боб только хмыкнул, не отпуская руль, будто подумывал, не свернуть ли с дороги на первые же Альпы и не жить там отшельником. Но вместо этого он включил поворотник и направил нас к отелю — в сердце Милана, где ждали белоснежные простыни, ужин с видом на Дуомо и, возможно, ещё один кусочек информации о судьбоносных брелках.
А кот Григорий тихо выдохнул и прошептал:
— Паста… я иду к тебе.
«РЕСТОРАН»
Мы выбрали небольшой ресторанчик рядом с отелем — не туристический, но и не настолько местный, чтобы нас там сразу начали бить хлебом за неверно выбранное вино. Григорий настоял, чтобы был столик на террасе, «с видом на страдающую Европу».
— Bonasera! — поприветствовал нас официант лет сорока, улыбаясь всеми зубами, как будто он был не просто официантом, а наследным принцем тосканской пасты. — Mi chiamo Alessandro! Я ваш обслуживающий! Какой прекрасный кот!
— Он не просто кот, — предупредил я. — Он сомелье. И немного проклят.
— Oho! Прекрасно! Тогда я дам ему нюхнуть вина! У нас сегодня особое — Nebbiolo delle Langhe!
Григорий лениво потянулся, слез со стула и забрался на соседний, как будто всю жизнь дегустировал вино под шум миланского трамвая.
Александро торжественно налил немного в бокал и поднёс к Грише. Кот глубоко вдохнул, чуть наморщил нос и изрёк:
— Левый берег. 2018-й. Настроение — «меланхолия вдовы в тосканском доме». Таннины не сбалансированы. Сойдёт к ризотто, но не к паэлье. И уж точно не к этой рыбе.
— Madonna mia... — прошептал официант и перекрестился. — Он святой?
— Он инженер, — поправил я. — Но не спорьте с ним. У него диплом. По какой-то странной программе от древней цивилизации.
Пайка хихикнула, впервые за день. Боб присоединился к нам через пятнадцать минут, вымотанный и слегка злой.
— Гриша уже дегустирует? — буркнул он.
— Гриша уже вывел ресторан из кризиса, — сказал я. — Ему предложили партнёрство.
— Надеюсь, не виноторговое. Он вчера не мог отличить сок от моторного масла.
— Я думал, ты не доверяешь Григорию, — прищурился я.
— Я ему не доверяю. Но я уважаю. Потому что он хотя бы говорит, когда врёт.
Официант принес первое. Местный осьминог, вяленый, со специями. Григорий нюхнул и замер.
— Есть плохие новости, — сказал он, — этот осьминог точно связан с одним из ключей.
— Как ты узнал? — спросила Пайка.
— Он смотрит на меня. И, возможно, моргает. Мы в правильном направлении, друзья.
«ПОСЛЕ УЖИНА»
Ночь в Милане опускается как тяжёлая бархатная штора: мягко, но без шансов на протест. Улицы потихоньку смолкли, и даже редкие мотороллеры за окном звучали скорее, как воспоминание, чем как звук.
Я сидел в халате на балконе гостиничного номера с крохотной чашкой чего-то крепкого, местного и странно чесночного. Внизу, между платанами и припаркованными машинами, бегал дворник с лицом человека, который знает больше, чем говорит. В этот момент я ему очень завидовал.
Внутри Григорий уже развалился на кровати, поставив лапы на подушку, как будто он не кот, а князь Владимир в отпуске. Пайка у себя. Боб, по слухам, поселился этажом ниже и потребовал номер с сейфом, чтобы туда класть нервы, остатки надежд и возможно себя самого.
— Ну что, Григорий, — сказал я, — завтра начинается шоу?
— Оно уже началось, — сонно буркнул он. — Просто публика ещё думает, что пришла на лекцию.
Я лёг. Свет выключился. И в эту тишину — полную загадок, бессонных окон и далёких сирен — вдруг заползла мысль: а если один из этих ключей не просто лежит, а уже начал звать?
Но я быстро отмахнулся. Завтра разберёмся.
«УТРО НАЧАЛОСЬ»
Утро в Милане наступило внезапно: окно моего гостиничного номера распахнулось настежь, впустив в комнату свежий ветер, запах эспрессо и
