Память войны! Счастлив, кто не знает ее, и я хотел бы пожелать всем добрым людям: и не знать ее никогда, не ведать, не носить раскаленные угли в сердце, сжигающие здоровье…
Глава первая
1
В начале лета 1940 года уже несколько дней подряд моросил мелкий дождик. В Москве было прохладно и пахло сыростью.
К зданию Народного комиссариата обороны подъехал «ЗИС-101». Из него вышел генерал-майор Рокоссовский, высокий, статный, в форме с иголочки. От бывшего заключенного не осталось и следа. Он шел по широкому коридору и, отвечая на многочисленные приветствия, думал о предстоящей встрече с Народным комиссаром обороны: какое будет решение, где предстоит ему служить? С некоторым волнением он переступил порог массивного кабинета.
— Здравствуйте, Константин Константинович, — навстречу ему вышел из-за стола Тимошенко.
— Здравия желаю, Семен Константинович, — весело улыбаясь, произнес Рокоссовский.
— Прошу, — кивнул Тимошенко и занял место в кожаном кресле.
— Спасибо, — Рокоссовский сел напротив.
— Вижу, военная косточка еще сохранилась.
— Со стороны виднее.
— Тяжело было?
— Бывало всяко, — ответил Рокоссовский, давая понять, что у него нет желания вести разговор на затронутую тему. — Соскучился по настоящей работе. У меня уже давно руки чешутся.
— Без работы не останетесь, — сказал Тимошенко, затем взял указку и подошел к висевшей на стене карте. — После оккупации фашистами Польши мы вышли на границу Западной Украины и Белоруссии. Теперь имеем непосредственное соприкосновение с гитлеровцами. На третий день после нападения Гитлера на Польшу Франция и Англия объявили Германии странную войну.
— В чем ее странность? — Рокоссовский подошел к карте.
Тимошенко вытер платком вспотевшую безволосую голову.
— В том, что эти страны проявляют поразительную медлительность и неповоротливость. Создается впечатление, что перед нами крепкий молодец, одетый в военную форму и снабженный неплохим оружием. Выпятив грудь, он бодро топает на месте, так и кажется, что он вот-вот бросится в драку. А на самом деле он ищет подходящего момента, чтобы сбросить с себя военные доспехи и, облачившись в мирные одежды, занять место в ресторане и спокойно сосать холодное пиво.
Рокоссовский, пораженный образностью языка народного комиссара, улыбнулся.
Тимошенко положил указку, сел за стол для совещаний, рядом с собой усадил генерала.
— Я мельком встречал в газетах заметки о тройственных переговорах, — сказал Рокоссовский. — Интересно знать: почему мы не договорились?
— Потому что Англия и Франция эти переговоры саботировали.
— В чем заключался их саботаж?
— Узнаю прежнего Рокоссовского, — засмеялся Тимошенко. — Советская военная миссия во главе с Ворошиловым считала, что СССР, не имея общей границы с агрессором, мог оказать помощь Англии, Франции, Румынии и Польше лишь при условии пропуска его войск через польскую территорию. Других путей для соприкосновения не было. Западные миссии не согласились с позицией советской стороны. Хуже того, польское правительство открыто заявило, что не нуждается в помощи со стороны Советов.
— Когда б клюнул жареный петух, никуда бы поляки не делись. Неужели эти 200–400 километров явились камнем преткновения в таких важных переговорах?
— Если хотите, в этом была основа разногласий, — сказал Тимошенко, взглянув на генерала. — Поэтому переговоры прервались, и мы вынуждены были заключить пакт о ненападении с фашистской Германией.
— Любопытно, какими силами располагал будущий тройственный союз, если бы он состоялся?
Маршал Тимошенко открыл сейф, нашел нужную папку и уселся за стол.
— Франция могла поставить 110 дивизий, 4 тысячи современных танков, 3 тысячи пушек и 2 тысячи самолетов, Англия — 31 дивизию и 2 тысячи самолетов. Как видите, силы немалые.
— Да, силы немалые, — согласился Рокоссовский и, подумав, спросил: — А мы чем располагали для борьбы с агрессором в Европе?
— Мы могли поставить 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч орудий, 10 тысяч танков, 5 тысяч боевых самолетов. Кроме того, к услугам всех держав имелись военно-морские флоты.
— Итого, — моментально прикинул Рокоссовский. — Какая силища — почти 300 дивизий, 15 тысяч танков, более 10 тысяч самолетов? — Он посмотрел на маршала. — Как же мы отказались от такой сокрушительной силы из-за пустяка?