Программа празднования не отличалась разнообразием или чем-то новым. Вечером – заселение в отель, в субботу утром ведущие сотрудники компании, включая Софью, представят какие-то доклады, непонятно для чего. После обеда запланирован пресловутый «тимбилдинг»[1], а вечером в восемь часов начнется торжественный ужин. В воскресенье утром – свободное время и отъезд из отеля.
В корпоративном чате меж тем началось оживление. Многие вспомнили о моем существовании, спрашивая, сколько свободных мест у меня в машине. Я знал, что лицемерию нет предела. Меня вдруг полюбили, только я, испытывая противоположные чувства, еще больше разочаровался в людях. Ненавидел ли я лицемеров, так хотевших попасть в мою иномарку экономкласса? Было глупо им отказывать. Из-за Софьи придется задержаться в этой компании на неопределенное время. Главное не уподобиться большинству и стараться не смотреть в глаза без надобности. В итоге, кроме меня и Павла, в машине оказалась бухгалтерия (странно, что у них нет машин в отделе) в полном составе – все трое. Главный бухгалтер мужчина лет сорока и две девушки лет двадцати пяти, о которых я знал, что одна начисляет зарплату, а перед другой надо отчитываться за представительские расходы, если таковые у тебя были. Чем занимался главный бухгалтер, я не имел представления, видел его крайне редко и заглянуть в глаза пока не успел. Девочки ничем особым мне не запомнились. Та, что начисляет зарплату, топила котят в деревне, что в общем для деревни вполне характерно, хоть и бездушно, а другая воровала деньги у родителей с малолетнего возраста, а теперь вытягивала их из кавалеров, которые велись на смазливую мордашку. Что тоже не представляло никакого интереса и рисовало картины из будничной жизни обывателей, считавших себя венцом творения.
Такой премилой компанией мы договорились отправиться в путь к алкогольным возлияниям и радостному «тимбилдингу». Как и полагается в пятницу, после четырех часов дня никто уже не работал. Мимо меня пронесся кто-то с бутылками элитного алкоголя, а кто-то следом тащил пакет с остальным провиантом в виде дешевого пива и закуски типа «рыбка-полосатик», чипсы, фисташки и сухарики. Я старался не смотреть на лица, чтобы не портить настроение, и так упавшее до нуля. Мирные степенные граждане в галстуках и отглаженных рубашках превращались в неуправляемую толпу. За соседней перегородкой уже веселились, открывая «бутылочку винца», как любили они называть это дешевое пойло, напичканное красителями. Словно заправские сомелье, вглядывались они в мутную жидкость, плескавшуюся в пластиковом стакане, и с чувством собственного достоинства, преисполненные гордостью за свое исключительное положение в обществе, пригубляли напиток, нарочито его смакуя. Заметив мой пристальный взгляд в их сторону, один из выпивающих жестом пригласил меня присоединиться, на что я резко ответил отказом, демонстративно уставившись в монитор. В половину пятого мой рабочий телефон дал о себе знать. Главный бухгалтер, явно уже приняв на грудь, спрашивал, когда же я спущусь на стоянку. M-да. Теперь все понятно. Как же я раньше не догадался. Они все решили напиться и использовать меня в качестве водителя. Греховно и низко. Я чуть не разбил телефон, но повесил трубку, лишь хмыкнув сквозь зубы, что уже иду. Пьющие вино тоже собрались и двинулись вниз. Где же Софья? Почему ее нигде не видно?
На стоянке у бизнес-центра все толпились каждый у «своей» машины. Рядом с моей уже стояли Павел, главбух и девочки. Кажется, Паша был единственным трезвым кроме меня. Ах да, этот малый живет по принципу: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет». Таков девиз националистов? В тот момент я ненавидел весь мир.
– Уже начали праздновать? – как бы невзначай бросил я.
– Руководство начало, рабочий класс подхватил, – удивительно, но Павел разделял мою ненависть. В его голосе слышалась неприкрытая брезгливость.
– Ну да, рыба гниет с головы, – я не отличался политкорректностью. Мы уже уселись, и я выруливал со стоянки…
– А ты не пьешь? Трезвенник-язвенник? – хихикнула одна из девочек с заднего сиденья.
– С недавних пор завязал. А вы, будущие матери, сколько в день выпиваете? – девочки пожалеют, что сели ко мне в машину.
– Даниил, остынь, – отозвался главбух, – мы едем отдыхать. Руководство разрешило немного выпить, тем более Дмитрий Михайлович сам к нам зашел, сам налил. Оставь девочек в покое, они обычно выпивают чисто символически.
– Завтра вечером посмотрим, – холодно отрезал Павел. Всю оставшуюся дорогу мы молчали, чему я был несказанно рад.
Отношения с коллегами у меня никогда не были хорошими, но после обретения дара испортились окончательно. Нечестивцы чуяли чужака и сторонились как могли, я же реагировал на них, как охотник на вампиров. Павел стал мне симпатичен, несмотря на темное и мерзкое прошлое, а может, и настоящее. Однако не стоило с ним сближаться ни при каких обстоятельствах. Сам Павел, видимо, тоже проникся ко мне уважением и, видимо, пытался прощупать меня на причастность к правым организациям, уже в номере задавая наводящие вопросы. Я старался отвечать дружелюбно, но уклончиво. Переодеваясь, Павел снял рубашку, но на предплечье свастики я не нашел. Там красовался рубец от плохо выведенной татуировки. Решил грешки замолить, праведный?
– Что у тебя с рукой? – я держался легко и непринужденно, как только мог.
– Где? А, здесь? Ерунда, старый ожог, – отмахнулся Павел, направляясь в ванную.
Наш разговор не клеился и потом, когда мы оба приняли душ. Мой сосед пытался завязать беседу, причем крайне глупо. Неужели он и вправду подумал, что я такой же, как он? Спрашивал, не состоял ли я в фанатской организации какого-нибудь футбольного клуба, не участвовал ли в таких-то и таких-то сходках. Оказывается, мое лицо ему напоминало какого-то отморозка. Правда, он его так не назвал, а корректно обозначил словом «фанат».
Ту ночь я не спал, слушая одну и ту же песню Nautilus Pompilius из времен детства.
Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов,Я ощупываю пальцами свое лицо,И внутри у меня холодеет от жути– Неужели я такой же, как все эти люди?Люди, которые живут надо мной.Люди, которые живут подо мной.Люди, которые храпят за стеной.Люди, которые лежат под землей.Я отдал бы немало за пару крыльев,Я отдал бы немало за третий глаз,За руку, на которой четырнадцать пальцев,Мне нужен для дыхания другой газ.Еще я думал, почему на стоянке не было Софьи. Ах, неужели я ее здесь не увижу? Ведь только ради нее, преодолевая страх, отчаяние, депрессию, злобу, перешагивая через себя, я отправился в это мучительное путешествие. Слезы безмолвно катились по щекам, впитываясь в подушку. Жизнь – сущий ад. Я горел в жерле вулкана – один, совершенно беззащитный и почти святой.
