придала этому особого значения. «Это "хулиганское" движение, юноши и девушки только для подстрекательства бегают с криками, что у них нет хлеба. Но все это пройдет и успокоится…» – писала Александра Фёдоровна мужу 25 февраля, когда революция уже шла полным ходом.
…Ранним утром 28 февраля император спешно отправляется из Ставки в Царское Село – к семье. В это время на сторону революции переходят железнодорожники. В ночь на 1 марта царский поезд остановлен на станции Малая Вишера Новгородской губернии. Дальше путь перекрыт революционными частями. «Стыд и позор! – записывает Николай в дневнике. – Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»
Император приказывает доставить его в Псков, в штаб Северного фронта. Он планирует перебросить войска с фронта в мятежный Петроград. В это время исполняющий обязанности главнокомандующего генерал Алексеев уже рассылает по всем фронтам телеграммы с вопросом о желательности отречения императора от престола.
Великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт), генералы Эверт (Западный фронт), Брусилов (Юго-Западный фронт), Сахаров (Румынский фронт), Рузский (Северный фронт), адмирал Непенин (Балтийский флот) согласны с идеей отречения. Адмирал Колчак (Черноморский флот) ответа не прислал.
Против не высказался никто. Николай понимает, что остался абсолютно один. Сначала от него отвернулись родственники – все, кроме жены, теперь – соратники. «Кругом измена и трусость и обман! – записывает он в дневнике. – Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился».
2 марта в 23:40 в салон-вагоне стоящего у псковского перрона царского поезда Николай II подписывает манифест об отречении от престола.
Окружающих поразило каменное спокойствие бывшего императора. Один из свитских генералов записал: «Отрекся от престола – будто дивизию сдал». На самом деле Николай Александрович очень хорошо умел владеть собой.
Он отрекся за себя и за сына Алексея в пользу младшего брата Михаила Александровича. По иронии судьбы имя последнего царя династии Романовых было таким же, как и первого, – Михаил. Младший и любимый сын Александра III, тот самый, который когда-то облил водой отца вместе с его сигарой, его семейное прозвище было Дарлинг Флоппи (Лопоухий милашка).
3 марта 1917 года Михаил Александрович также отрекся от престола. Точнее, подписал манифест об отказе от принятия верховной власти до созыва Учредительного собрания. Новый царь желал подтверждения своей власти законно избранными представителями народа, то есть только в том случае, если народ выразит на то свое волю посредством всенародного голосования.
Романов Михаил Александрович с ноября 1917 года содержался в Гатчине под домашним арестом. 9 марта 1917 года отправлен под конвоем в Пермскую губернию. В ночь с 12 на 13 июня 1918 года расстрелян в местечке Малая Язовая близ Перми. Останки не найдены до сих пор.
Власть в России перешла к Временному правительству, оно должно было созвать Учредительное собрание, которое и будет решать судьбу страны. Николай Александрович, Александра Фёдоровна и пятеро детей (старшей Ольге 21 год, младшему Алексею 12 лет) были помещены под домашний арест в Александровском дворце в Царском Селе. Через полгода, в августе 1917 года, обстановка в Петрограде накалилась. Временное правительство ради безопасности бывшего царя и его семьи решило отправить их подальше от революционно настроеных солдат и матросов в Тобольск. Предполагалось, что, когда ситуация нормализуется, царскую семью эвакуируют за границу, к родственникам (английский король Георг V приходился Николаю Александровичу двоюродным братом). Вместе с царской семьей было разрешено следовать тем из придворных и дворцовых служителей, кто сам пожелает. В добровольную ссылку отправились 45 человек.
В Тобольске царскую семью и некоторых приближенных поселили в бывшем губернаторском доме. Жить было проще, чем в Царском Селе: разрешали гулять, ходить на службы в Благовещенский храм. Николай Александрович и Александра Фёдоровна занимались с детьми историей и Законом Божиим, по вечерам читали вслух на французском, английском, русском языках. Бывший император открыл для себя Салтыкова-Щедрина и Аверченко. Много гуляли всей семьей на свежем воздухе…
Это была спокойная семейная жизнь, о которой когда-то мечтали Ники и Аликс: без утомительных приемов и церемоний, без министров, политики, грязи, интриг… Но тревожила полная неясность относительно будущего. Разрешат ли им уехать в Англию, к родственникам, как они просили? Что решит Учредительное собрание? Удастся ли ему спасти Россию? Скорее всего, Николай уже давно понял, что никуда их не отпустят, и что Россия неудержимо скатывается в хаос, и что никто никого не спасет. Но своими мрачными догадками он ни с кем не делился.
В октябре 1917 года Петрограде произошел переворот, и к власти пришли большевики. Романовых из Тобольска перевезли в Екатеринбург и поселили в «Дом особого назначения» – особняк на Вознесенском проспекте, реквизированный у инженера Ипатьева. Сопровождать царскую семью разрешили только пятерым: лейб-медику Евгению Боткину, камер-лакею Алексею Труппу, камер-юнгфере Анне Демидовой, повару Ивану Харитонову, при нем оставили «кухонного мальчика» Лёню Сиднёва. Остальным было объявлено, что в их услугах более не нуждаются.
Еду солдаты приносили в судках из столовой. Потом стали выделять скудный набор продуктов, и повар Харитонов, который два года назад возглавлял всю царскую кухню со штатом в 500 человек, теперь готовил на спиртовке водянистые супы и макароны. Великие княжны учились у него печь хлеб.
Вся семья старалась не обращать внимания на грубость охраны и панибратство коменданта. Больше всего досаждало им воровство: революционные солдаты тащили все, что плохо лежит. Николай Александрович и Александра Фёдоровна опасались, как бы не пропали два ящика с бумагами – дневником Николая за много лет и личной перепиской. Хотя многие письма они оба помнили наизусть.
«Никогда бы не могла представить, что в мире есть столь совершенное счастье, такое чувство соединения между двумя смертными людьми. Я люблю тебя – в этих трех словах заключается вся жизнь. Аликс».
«Чувствую себя опять твердым, но очень одиноким. Тоскую ужасно. Нежно целую. Ники».
«Мы вместе, соединены на всю жизнь, и если эта жизнь кончится, мы встретимся в другом мире и останемся вместе во веки веков… Аликс».
16 июля из Дома особого назначения неожиданно забрали поваренка Лёку Седнёва: якобы за ним приехал дядя. Алексей расстроился: Лёка был его единственным другом, они всегда вместе играли, а когда Алексей неважно себя чувствовал, Лёка возил его в кресле-каталке… Взрослые встревожились: что это могло означать?
В ночь с 16 на 17 июля их разбудили ночью и велели всем спуститься вниз. Объяснили: к Екатеринбургу приближаются белогвардейцы, город обстреливается, нужно пересидеть в подвале и, возможно, придется эвакуироваться. Девочки взяли с собой подушки, доктор Боткин – лекарский чемоданчик. Алексей идти не мог, отец нес его на руках.
Собрав в подвале всех арестованных, комендант дома Яков Юровский быстро и скомканно зачитал приговор. Николай успел только переспросить:
