class="p1">– Меня заманили в подвал и… – я взвыла от вновь пронёсшегося перед глазами ужаса. – Раздели и… Я кричала, вырывалась, но меня… – снова рыдания.
Так, прерываясь на рёв после каждой фразы, я пересказала кошмарный сон, в котором меня били и насиловали, и никто не пришёл на помощь.
– Ну, ну, это всего лишь сон, – крепче обнял меня Костя. – Всё хорошо. Я с тобой…
С улицы раздался чей-то пьяный вопль, и я вздрогнула всем телом. Затухающие было рыдания накрыли меня с новой силой.
– Всё-всё, успокойся. Наташа? Ну что ты так испугалась?
Похоже, в этот раз я побила все свои слезливые рекорды. Ревелось взахлёб, самозабвенно, от души.
– Наташа? Хочешь, я останусь с тобой? А?
Я несмело кивнула.
– С-спасибо, – просипела ему.
– Когда мне было лет десять, мне приснился страшный сон, где за мной гнались волки. Я убегал из последних сил, а они становились всё ближе и ближе… – он рассказывал мерным убаюкивающим голосом. – В момент, когда первый из волков раззявил пасть, чтобы схватить меня, я проснулся. Я в слезах побежал к родителям, до утра спал у них под одеялом, а на следующую ночь мне было страшно спать одному. Но со временем я перестал бояться снов.
Он говорил что-то ещё, но я уснула. В этот раз мой измученный разум больше не подкидывал ужасных картин. Наступил долгожданный покой.
А наутро… Я проснулась одна.
Костя встретил меня на кухне взглядом, ещё более страшным, чем мой ночной сон.
– Это был не сон, да? – задал он вопрос, и мне показалось, что мне сейчас либо покажут на дверь, либо устроят такой разбор полётов, что вчерашние приключения покажутся цветочками.
Отвечать ему не хотелось. Я плотно сжала губы и сложила руки на груди, как вдруг заметила синяки на запястьях в форме пальцев. На ногах гематом было ещё больше. Короткие шортики с майкой не прикрывают следов вчерашнего кошмара.
Похоже, придётся признаться…
– Наташа! – громко, требовательно произнёс он.
Из груди у меня непроизвольно вырвался всхлип, и я убежала в ванную и заперлась там.
– Наташа, открой! – Костя забарабанил в дверь.
Ничего ответить я не смогла, просто жадно хватала ртом воздух и старалась не думать, не вспоминать и представить, что я не я и меня никогда не было.
– Наташа, прости, я не буду тебя ругать, просто выйди и расскажи, что случилось? Пожалуйста…
Я посмотрела на себя в зеркало. Вчера в запотевшем от горячей воды зеркале я не увидела синих следов на шее от удушья. А сегодня…
Надо же, вчера, пока меня удерживали и лупили для усмирения, я почти не чувствовала боли. А теперь даже смотреть на синяки больно.
«Ну всё. Это конец, – подумалось мне. – Эта жизнь объявила мне войну. Ну и пусть убивает. У меня больше нет сил бороться. Я абсолютный ноль. Я ничто».
Плохая из меня актриса. Надо было закутаться в одежду с головой, отбросить все страхи и мило щебетать о всякой ерунде. А я… Слова не могу произнести нормально, трясусь, как былинка на ветру.
Теперь Костя обо всём узнает, и даже если пожалеет меня, это навсегда отвернёт его от меня как от женщины. Вот и конец несбывшейся любви.
Я накрутила себя до полного безразличия к своей дальнейшей судьбе и всё-таки открыла Косте дверь.
– Господи, Наташа, – он прижал меня к груди, а затем увёл в мою комнату. – Скажи мне, кто это сделал?
Я завыла и отчаянно замотала головой.
– Ты понимаешь, что тот, кто тебя обидел, должен быть наказан? Иначе на твоём месте может оказаться любая другая девушка, – Костя успокаивающе погладил меня по спине. – Ты должна мне всё рассказать. Обещаю, никто тебя больше не обидит.
Уговаривать меня пришлось долго. Мой мозг никак не хотел возвращаться к нормальной работе.
Неимоверными усилиями Костя выманил из меня признание:
– Я пошла в магазин после волонтёрства и встретила… Ы-ы-ы… – всхлип. – Дядьку Сашку… Он… Он спросил, почему я не захожу к ним в го-гости… Я ответила, что ведь г-гнёздышко сгорело, а он сказал, что они переселились в новое место, что Нинок о… очень скучает по мне, волнуется, где я… Я так обрадовалась, что она жива… Пошла за дядькой, а он… заманил меня в подвал… А её там нет… Он обманул… – тут со мной снова случилась истерика.
– Тише, тише, всё уже закончилось, – гладил меня по спине Костя. – Ты помнишь, где это случилось?
Я кивнула.
– Сколько их было?
Я показала пятерню.
– Самого плохого они не успели сделать?
Я дёрнула плечами и нашла в себе мужество ответить:
– Один меня почти задушил… Я не всё помню.
– Как тебе удалось вырваться от них?
– Мой крик услышали. Сначала прибежал мужик, а потом две женщины. Я и убежала.
Костя нервно вздохнул.
– Сейчас я тебе кое-что скажу, а ты слушай: мы заявим в милицию, и ты расскажешь всё в подробностях, каждую, даже незначительную мелочь. Только ничего не бойся, я всё время буду с тобой, – он поцеловал меня в висок и обнял за плечи. – Ты ведь у нас сильная девочка. Со всем справишься, а я тебе помогу. Хорошо?
– Угу, – несмело ответила я.
– Вот и договорились.
Он заставил меня съесть тарелку каши, помог собраться и повёз в участок.
После составления протокола меня отправили на медэкспертизу, где зафиксировали все телесные повреждения, угнетённое психологическое состояние и отсутствие следов сексуального насилия.
И я, и Костя вздохнули с облегчением.
Затем мы вместе с милицией поехали на место преступления.
Та же бетонная коробка с воняющим кошачьим ссаньём полуразвалившимся диваном, электрическая плитка с одной конфоркой, выломанная с корнем щеколда…
В подвале никого не было. Как оказалось, свидетели всё-таки вызвали милицию, и нападавших на меня задержали. Так что два заявления по одному делу слились в одно.
Пока я бесцельно пялилась в окно Костиной машины, ему позвонила мама. Он отменил встречу. Родителей Юли тоже попросил не приезжать. Коротко извинился и пообещал пригласить их в другой раз.
Мне не хотелось видеть Светлану Изверговну – что ж, желание моё исполнилось, но каким-то совсем уж зверским образом. Тут даже уже не ирония судьбы, а сарказм или даже чёрный юмор.
Как закончилось воскресенье, я не помню. Кто-то всё мельтешил перед глазами, переставлял меня с места на место, как куклу, а мне было всё равно, я погрузилась глубоко в свои мысли.
В понедельник меня никто не разбудил в школу.
Когда я открыла глаза, увидела рядом с собой спящего Костю. Он, видимо, тоже решил не
