и пятку. Раненый, он дотащил Чайковского до середины ската высоты. Потом оставил его там. Я не нашел его, Иванова, и пошел обратно, случайно заметил, что трава шевелится, кто-то там ползет и хрипит. Я подошел, увидел, что это мой солдат Иванов, поднял его, взвалил на спину, на закорки и понес его к себе. Он все время говорил: «Вот вы хотели меня еще раньше пристрелить за то, что я не хотел копать окоп, а теперь на себе несете, да еще раньше мне свою шинель новую отдали». То есть он был в полном сознании. Я ему говорил, что он герой, вот сейчас Герасименко его перевяжет, отправят в госпиталь, поправится. Шею Герасименко перевязал, а в пятке торчал кончик пули. Решили вытолкнуть пулю обратно через входное отверстие. Для этого, чтобы стерильность была соблюдена, сломал я веточку ивы, содрал кору, не касаясь оголенной части ветки, и выпихнул пулю. Залили рану йодом. Погрузили Иванова на повозку. Он сказал, что век не забудет, что спасли его. Попрощались, хотя времени было в обрез.
Сказал солдатам, что нашему взводу приказано прорвать оборону противника, захватить высоту с километровым столбом и удерживать ее до подхода батальона. И с ним наступать на запад до рубежа, который наши войска занимали сутки назад, то есть до того, как финны прорвали фронт, но по болоту обошли 340-й батальон и продвинулись вот до этих рубежей, откуда мы их и должны турнуть. И подробно рассказал, как мы будем действовать. «Наш козырь: мы знаем, когда и сколько будет длиться артподготовка, а противник не ведает. Наше спасение в том, что, если мы под огневой вал подбежим и преодолеем окопы противника, пока он из-за огня артиллерии не будет вести наблюдение, то незаметно проскочим через их боевые порядки, а потом сверху их выкурим. Когда подойдем к реке, пушки будут бить бронебойными и осколками нас не поразят. Еще две пушки с прямой наводки будут нас сопровождать. Если дружно будем действовать, то одолеем противника с наименьшими потерями. Теперь давайте вплотную готовиться. Гранат «фенек» (Ф-1) – по пять-шесть штук. Диски, рожки набить полностью. Еще по четыре рожка возьмем у старшины. Через 20 минут начинаем. А теперь идите в кусты, оправьтесь по-большому и по-маленькому, и обратно мигом». Вот и все. Вот кто вместо сотни штурмовиков участвовал в этом деле: старший сержант помкомвзвода Гнутов, сержант Гусев, помкомвзвода Орловский, а Гусев вологодский, ефрейтор Непочатов и ефрейтор Осадчий Павел Васильевич – эти из-под Сталинграда, Толокин, жил под Бийском, бронебойщики попали ко мне с автоматами, Ильин – туляк, Трандин – рязанский, Бохолдин – тоже бронебойщик с автоматом. Ташалеев Рахманкул – из Узбекистана, сержант Романов – вологодский, нос его еще не зажил после того, как пуля задела его кончик. Все смелые, опытные, закаленные воины. И еще Мурзалимов. Все, что было в вещмешках, оставили старшине на повозке, вещмешок набили патронами, положили туда же по две лимонки, по две-три на ремень за скобу. Я вспомнил и сержанта-снайпера Белоусова. Кстати, много лет спустя я работал в строительном отделе, которым руководил его брат Владимир Сергеевич Белоусов. А их дядя после германской войны оказался во Франции. Мой начальник несколько раз к нему ездил в гости, а после того, как он умер в 80-х годах, его жена уехала во Францию и живет там. Мир тесен.
Ровно к началу, скажем так, артналета мы были полностью готовы. Когда прошло 4 минуты, мы стали сбегать по склону высоты, тянущейся вдоль реки. Я увидел, что ни один наблюдатель противника не выглядывает из окопа, тогда дал команду спускаться вперед. Все добежали до штабеля. Там еще раз выглянул – снова никого не заметил из наблюдателей противника. Скомандовал: «Через мостик и сразу наверх, вперед!» Каждому приказано было опустить гранату в печную трубу (они, слава богу, были без колен. Мы же с зимы 1942 года трубы ладили с коленом и сеточкой на конце, если бы не это, может быть, и не догадались финны опускать гранаты в трубу) и по одной гранате на вход в блиндажи. У противника должно, по нашим расчетам, создаться впечатление, что все это разрывы снарядов, хотя в конце артиллеристы били бронебойными болванками. Летели они рядом с нами, но осколков от них не разлеталось.
Окопы мы все дружно перепрыгнули, гранаты бросили, выскочили к поваленному лесу. Оттуда из ручного пулемета и автоматов открыли огонь по выбегающим из блиндажей солдатам. Видно их было плохо, так как дым от снарядов еще не рассеялся. Тут мы заорали «Ура!». Финны из окопов стали отходить в лес, за гребень высоты. Их не было видно теперь с оборонительных рубежей за рекой, но мы их теперь очень хорошо видели и стреляли по ним, до них всего-то было метров 150–200. А перед нами из дыма от перенесенного туда огня нашей артиллерии вынырнули три фигурки. Кто-то из моих солдат закричал: «Смотрите, наши славяне, там впереди». Я сразу узнал, что это финны, и заорал: «Это финны, огонь по ним!» А кричал, что это славяне, Михаил Трандин. Его и Бохолдина, который лежал рядом со мной, одной очередью и убило. А мне пуля попала в автомат, как раз перед отверстием, через которое выскакивают стреляные гильзы, и ударник стал упираться во вмятину и не доходил до патрона. А финн этот залег за здоровенный пенек и строчит по мне. Я лежал за горелым пеньком, и от него только щепки летели. Без автомата плохо. Гранату не бросишь, расстояние всего не более 30 метров. Отполз я и взял у убитого Бохолдина его автомат и рожки вынул из-за голенищ его сапог. Финн перестал стрелять, видно, перезаряжал или что, но спрятался за свой пенек, и его не видно. Я бросил камень. Он подумал, наверное, что это граната, сжался, и голова его показалась из-за пенька. Я выстрелил. У Бохолдина рычажок автомата стоял на одиночном переключении, один выстрел и получился, попал прямо в голову. Выскочил и побежал вперед, солдаты мои поднялись и побежали вместе со мной. Тут нам наперерез промчался конь с сорокапяткой – один, второго не было. Скрылся в лесу. И попали тут же мы под заградогонь финнов. Мы попадали в воронки. Горелым толом в них воняло очень, но пока били по нам, наверное, минут пять, я проспал в воронке. До этого мы двое суток глаз не смыкали. Уснул мгновенно, а как огонь перенесли, так сразу и проснулся. Огонь финны перенесли за наши спины
