лучшей, безбедной доли и был готов сорваться с насиженного места. В Южный удел стекались те, кто по множеству причин избегал столицы и больших городов. Многие из них спасались от кровной мести или королевского суда, и притом не каждый был преступником или злодеем. Иные мечтали найти свое место там, где земля пустует и ждет хозяйской руки. Все они селились как угодно и брались за любое дело.
И все же пришлых жителей было не в пример меньше, чем ушедших. Из местных остались лишь самые крепкие и упорные крестьяне, не пожелавшие бросить отцовские владения сеньоры, да держался еще на одном упрямстве единственный в уделе город — некогда богатый, а ныне ветшающий Эль Мадеро.
* * *
Идущий за сохой человек казался обычным крестьянином лет тридцати или около того, высокий, длинноногий, худощавый. Темные волосы были стрижены коротко и только спереди торчали непослушным вихром. Пахарь смотрел прямо перед собой, и невнимательный человек счел бы его глаза тусклыми, но сведущий мог бы сказать — и не ошибиться, — что так смотрят дула бомбард — черные, безмолвные, но в любой миг готовые полыхнуть убийственным пламенем. Взгляд выдавал в человеке воина. Впрочем, не только взгляд. Резкие черты обветренного лица, острый клин бороды, густые усы, воинственно торчащие кверху, — все указывало на гордый и горячий нрав человека, неизвестно какой силой поставленного идти за сохой.
Стоило ему расправить плечи — и в нем словно выпрямлялась с силой согнутая полоса стали. Оглядываясь или вынимая из земли соху, пахарь незаметно для самого себя принимал рыцарскую осанку и гордо вздымал голову, разом делаясь выше. Тогда становилось ясно, что вместо сохи ему бы больше пристал боевой конь, сверкающие латы и шлем с плюмажем из цветных перьев. Но человек снова склонялся — и рыцарь исчезал, неохотно прикрываясь личиной земледельца.
Он только что закончил вторую вспашку — давно оставленная, неухоженная земля плохо поддалась бы сохе даже в руках опытного пахаря, — вытер пот со лба и невесело усмехнулся.
— Пабло был прав, — обращался человек не то к себе, не то к лошади. — Это не сложнее, чем целый день простоять в строю, а проку больше.
В пустом поле не было никого больше, и приближающийся перестук копыт привлек внимание человека. Он вглядывался вдаль, ожидая появления всадников.
— Не иначе в удел пожаловали гости! — проворчал он. — Хотел бы я знать, кто и куда спешит в такую рань!
На дороге между тем показались четверо верховых — двое сеньоров, каждый в сопровождении слуги. То, что первыми скачут сыновья знатной фамилии, можно было понять с первого взгляда: из-под дорожных плащей виднелись богатые одежды, черные береты украшали орлиные перья — знак высшего сословия. О том же говорили и шпоры на сапогах, и длинные рыцарские мечи у пояса каждого.
Если бы искусный художник вздумал написать образ глубокомыслия, из-под его кисти наверняка вышел бы портрет старшего из всадников. Высокий, уже немолодой, он сидел в седле так, будто был единым целым со своим скакуном. Плащ, что развевался за спиной всадника, еще сильнее подчеркивал его неподвижность. Пронзительные глаза смотрели из-под хмурых бровей только вперед, но, несомненно, замечали все вокруг. Густую черную бороду уже тронула седина.
Второй казался младше своего спутника лет на десять, лицом и статью походил на него, но черты его, более тонкие, были в то же время более жесткими. Гордо подбоченившись и заломив берет набекрень, он оглядывался по сторонам с видом охотничьего сокола.
Завидев человека в поле, всадники задержали бег своих коней.
— Доброго утра! — окликнул его старший из сеньоров. — Не подскажешь ли путникам, как далеко отсюда до славного города Эль Мадеро?
— Миль десять, — охотно ответил пахарь. — Это по прямой, как летают орлы. По земле дорога петляет, выйдет раза в полтора длиннее. Да будьте осторожны, господа, в полумиле отсюда путь размыло прошлой осенью. Карета в те ямы еще не провалится, значит, чинить не время. Но переломать ноги лошадям уже можно.
— А ты способен изрядно пошутить! — усмехнулся младший всадник. — Держи! — И он потянулся было к кошельку на поясе.
Пахарь скрестил руки на груди:
— Я подаяний не беру!
— Вот как? — удивился молодой сеньор. — Как твое имя, гордец?
Человек расправил плечи — вновь распрямилась полоса стали:
— Дон Карлос де Альварадо.
— По какому праву ты, мужлан, смеешь называться дворянским именем? — вспыхнул кабальеро. Всадник стоял совсем близко к пахарю; его рука сама метнулась к плети, висевшей на луке седла.
Пеший не сдвинулся с места.
— Называюсь по праву благородного рождения! — Он смотрел на конного с вызовом. — Мое полное имя длиннее вдвое, но в этом поле ему тесновато!
— Идальго пашет землю? — Дворянин остановился в изумлении. — Какого дьявола?
— Идальго ест хлеб и овощи, — спокойно ответил пахарь. — Сами они не вырастут. И если ты, сударь, готов грозить плетью крестьянину, тебе следует знать, что над дворянином можно занести только меч — в честном поединке!
— Это вызов? — Сеньор мгновенно соскочил с седла, сжимая рукоять меча.
— Подтвердить кулаком для ясности? — Тот, что назвал себя доном Карлосом, хищно усмехнулся. Для схватки он годился намного лучше, чем для вспашки земли. Он мгновенно убрал руку за спину — и тут же выставил перед собой боевую дату — длинный кинжал, хотя скорее — короткий меч.
— Нет! — Старший путник внезапно вырос между двумя задирами, не подпуская их друг к другу.
— Дон Себастьян!.. — возмутился младший.
— Убери меч! — Слова старшего прозвучали суровым приказом.
— Но…
— Убери меч и вернись в седло! Именем герцога!
Молодой сеньор нехотя повиновался.
— Не держи зла, благородный кабальеро, — обратился дон Себастьян к пахарю, не ожидавшему такого поворота событий. — Позволь задать тебе еще несколько вопросов.
Пахарь-дворянин убрал дату, но смотрел исподлобья.
— Про дорогу на Эль Мадеро я ответил, — угрюмо произнес он. — Про свое имя и занятие тоже. Поистине ваше любопытство не знает границ.
— Эта черта присуща всем путешественникам, — рассудительно заметил дон Себастьян.
Они зашагали вдоль обочины, понемногу удаляясь от места несостоявшегося поединка.
— Это поле — твое?
Дон Карлос покачал головой:
— Я плачу за него. Родовых владений мне не полагается.
«Младший сын рода», — догадался дон Себастьян и продолжил расспросы:
— Не желаешь ли поступить на военную службу?
— Я нес ее достаточно и уже сыт ею по горло, — ответил дон Карлос. — Покинув отцовский дом, я два года состоял простым меченосцем в одной из терций Срединного удела. После заслужил место в Королевской Сотне. Через год оказался в войсках Дальних земель его величества и воевал на Материке до недавнего времени. Все
