медленно протянул руку, стараясь не показывать, как я переживаю, как учащённо бьётся моё сердце.
Холодный металл коснулся кожи.
Браслет сжался, вонзив в запястье три иглы. На этот раз я был готов к боли, и потому лишь слегка сжал зубы, не издав ни звука, наблюдая, как по поверхности браслета побежали синие линии, пульсирующие в такт чему-то глубоко внутри меня.
– Реацу… есть, – пробормотал один из слуг.
– Но её всё ещё капля по сравнению с Мираем, – тут же отрезал Тосэй.
Браслет сняли, оставив на моём запястье три свежих точки, и я опустил глаза, чтобы скрыть разочарование – недостаточно, опять недостаточно, несмотря на все тренировки, на все часы, проведённые с деревянным мечом в руках, на все синяки и ссадины, оставленные костылём Дзюна.
– Теперь проверка навыков, – объявил Тосэй. Из толпы вышел парень лет шестнадцати – Кэнта, старший слуга, один из тех, кто уже тренировался с настоящими деревянными мечами.
Правило второе. Не оскорбляй вооружённых людей. Но сейчас я тоже был вооружён.
Мне вручили тренировочный меч.
Кэнта ухмыльнулся.
– Не волнуйся, малыш, я буду нежен.
Правило пятое. Даже если тебя унижают – ты уже победил. Потому что жив.
Он снова ухмыльнулся, принимая боевую стойку, и я понял, что поединок не будет честным. Кэнта был выше, сильнее, опытнее. Но я всё же взял в руки тренировочный меч.
Дзюн бы прибил меня костылём за такую стойку, но я хотя бы не упал после первого же удара.
Кэнта атаковал грубо, но мощно.
Я парировал.
Отступал.
Снова парировал.
Так прошла первая минута поединка. Я чувствовал, как мышцы рук начинают гореть от напряжения, но всё же умудрялся держаться на ногах, и даже услышал едва уловимый шёпот в толпе:
– Ого, щенок хоть чему-то научился.
– А старый калека хоть на что-то сгодился, – проворчал Тосэй, и я едва не улыбнулся, представляя, как бы отреагировал Дзюн на такой "комплимент" в свой адрес.
А потом Кэнта разозлился. И резко усилил натиск.
Его следующий удар пришёлся мне по рёбрам. Я услышал тревожный хруст, прежде чем боль волной разлилась по всему телу. Второй удар пришёлся по колену, заставив меня споткнуться. Третий, самый сильный, вонзился мне в живот, выбивая воздух из лёгких и заставляя мир на мгновение померкнуть перед глазами.
Я рухнул на пол, задыхаясь, чувствуя, как по лицу течёт что-то тёплое и солёное – вероятно, кровь из разбитой губы.
Правило пятое. Даже если тебя унижают…
Но сейчас это не помогало. Кэнта навис надо мной, занося меч для последнего удара.
– Хватит, – Тосэй уже потерял интерес к этому зрелищу.
– Видимо, это его потолок, – равнодушно произнёс он, – Даже после третьей проверки в десять лет… он ни на что не будет годен.
Его взгляд скользнул по моей согнувшейся фигуре с холодным презрением.
– Нет смысла мерять сына жалких слуг по меркам Мирая.
Позже.
Я пришёл в себя уже в своей каморке, сжимая тряпку, смоченную в холодной воде, и пытаясь хоть как-то унять боль в рёбра.
Да – рёбра болели. Но не так сильно, как другое.
Недостаточно.
Опять.
Я чувствовал свою рейацу. Она была сильнее, чем в полгода назад.
Но всё равно…
Капля.
За окном кто-то засмеялся.
– Может, ему в бордель податься? – сказал чей-то голос. – Там хоть пригодится.
Правило пятое. Даже если тебя унижают… Я сжал кулаки.
Смешок повторился.
Не за окном.
Посреди комнаты.
Не родители, не другие слуги, а кто-то чужой. Я приоткрыл глаза, пропуская внутрь полоску тусклого света.
Возле топчана стоял тот самый незнакомец в потрёпанном хаори, который когда-то показал мне жест молчания. Его голос, когда он заговорил, был настолько тихим, что я едва разобрал слова:
– Ты правда веришь, что этот браслет измерит твой истинный потенциал?
Вопрос читателям: «Что скрывает незнакомец в потрёпанном хаори?»
Глава 8. "Безупречный наследник"
Когда Касуми Мирай появлялся в поместье, вся повседневная жизнь словно замирала. Воздух становился густым, насыщенным – как будто перед мощной грозой, от которой по коже бежали мурашки. Даже самые шумные слуги замолкали, а старый Тосэй, обычно не покидающий свои покои до полудня, внезапно оказывался у ворот, выпрямившись в неестественно прямой позе, будто его иссохшее тело натянули на невидимый каркас.
Я впервые увидел его год назад, спустя ровно год после своей первой проверки. Тогда он, уже принятый в академию шинигами в невероятные семь лет, просто прошёл мимо, даже не взглянув в мою сторону. Его холодные серые глаза скользили по людям, как по мебели, а белоснежное хаори с гербом Касуми – око в ладони – казалось, светилось изнутри.
Сейчас, в свои восемь, Мирай считался самым перспективным студентом академии. Ходили слухи, что он освоил базовые техники за год, что обычно занимало три. Тосэй, разумеется, не упускал случая это подчеркнуть:
– Мой внук окончит академию за четыре года, – его голос, скрипучий, как старые половицы, разносился по всему залу. – А там, глядишь, и в отряд капитана попадёт.
Его жёлтые глаза, мутные, как у старой ящерицы, скользнули по залу, на мгновение остановившись на мне.
– Не то что некоторые, – он едва заметно кивнул в мою сторону, и несколько слуг тут же фыркнули.
Я сделал вид, что не слышу, сосредоточившись на подметании уже чистого пола. – Довольно странное заявление, – подумал я про себя, – как будто есть выбор? Все вассалы Кучики, ставшие шинигами – так или иначе прислуживали Шестому.
Но тем не менее странности и слухи вокруг Мирая витали, как вороны над полем боя – зловещие, неотвязные, но всегда остающиеся вне досягаемости.
Слух первый: "Экзамен без поединка"
Когда Мирай Касуми впервые переступил порог Академии шинигами, даже ветераны шестого отряда, обычно равнодушные к новобранцам, невольно повернули головы.
– Семилетний ребёнок с реацу офицера? – пробормотал тогда один из инструкторов, сжимая в руках измерительный свиток. – Либо гений… либо нечто иное.
Настоящие странности начались позже.
По правилам, каждый абитуриент должен был выдержать спарринг с действующим студентом. Мираю выпал бой против третьекурсника – коренастый детина с десятками загубленных душ за плечами. Бывший бандит из сороковых районов Руконгая. Определённо – кандидат в Одиннадцатый.
Но поединок так и не состоялся.
– Он просто посмотрел на того парня, – шептались потом слуги, перебирая рис в кладовых. – И тот… отступил. Без единого удара.
Я слышал эту историю в десятке вариаций. В одних противник падал в обморок. В других – начинал рыдать. В третьих – просто разворачивался и уходил, будто забыв, зачем пришёл.
Но факт оставался фактом: Мирай стал единственным за последние двадцать лет, кого
