благодарил, улыбался и целовал малыша в щечку. Мальчик морщился, чмокал губами, но не просыпался.
— Ему надо дать имя, — вождь покачал малыша на руках и передал матери.
— Назовем его Маракуда, — Ваугашин взяла сына на руки и поднесла к груди. Она чувствовала, что молоко разрывает ей груди, и ткнула сына личиком в набухший сосок. Малыш поводил носиком, обхватил ручонками грудь и, потянувшись губками, принялся сосать молоко, так и не открыв глаза.
— Какое-то странное имя… Что оно означает? — Каутемок с нетерпением посмотрел на жену, но она лишь пожала плечами, сосредоточенно думая о чём-то своём. Не дождавшись ответа, мужчина встал. Отряхнул от песка колени, выпрямился и сказал:
— Маракуда так Маракуда… Вчера днем я видел тебя одну, а сегодня утром я вижу вас двоих. Я всю ночь искал тебя, а найдя, увидел кровь на твоих волосах и сына у тебя на руках, — вождь поклонился трем частям мироздания: небу, лесу и воде — всему тому, что кормит их племя, — после чего громко сказал: — Сегодня Курупира благосклонен к нам. Он помог тебе родить сына, и это имя будет посвящено ему.
— Да, милый, — жена вождя улыбнулась, перевернула малыша на другую сторону и еще раз потрогала затылок.
Кто, как и когда помог малышу появиться на свет, никто так и не узнал. Каутемок не спрашивал, а Ваугашин не рассказывала, потому что не знала, точнее не помнила.
В деревне же рассудили так: если женщина, упавшая во время грозы в реку и ударившаяся головой о камни, смогла родить здорового мальчика, значит, ей помогли не лесные духи, а речные, которых никто никогда не видел.
Акута
Но мы-то знаем их, и видели, и говорили с ними.
Один из них — старый и мудрый Акута, повелитель омутов и затонов. Кайман, который еще в юности перебрался в долину реки Каювин. С тех пор утекло много воды, он постарел, его глаза стали слезиться, зубы потеряли остроту кинжалов, а сам он из неутомимого охотника превратился в ленивого старикашку, который любил полежать на мелководье, поджидая зазевавшуюся добычу.
Что толкнуло крокодила выплыть в тот вечер из-под коряги, он и сам не мог сказать. Интуиция, провидение или голос свыше. Словно кто-то толкнул его в бок и сказал: «Иди, ты нужен там». Кряхтя и проклиная барабанящий по голове дождь, Акута высунул морду из воды и осмотрелся. Из-за сетки дождя ничего нельзя было рассмотреть. Но вот его слух уловил вскрик человека и плеск воды. Падение сопровождалось характерным стуком, будто кто-то ударил глиняным горшком по камню. «Только люди могут так неуклюже падать в реку», — подумал старый кайман, разглядев барахтающуюся в реке женщину. Вокруг её головы расплывалось алое пятно.
— Что за ерунда! И ради этого меня вытащили из норы, — Акута не ел людей и был очень недоволен своей интуицией. Но что-то удержало его, и он подплыл поближе, старясь разобраться, почему человек кружится на месте, а не плывет к берегу.
Женщина с остекленевшими глазами в исступлении хватала ртом воздух, с трудом держась на поверхности, и шарила под водой руками, как будто искала там что-то. Вот наконец её рука подняла над водой что-то маленькое, красное и кричащее. Акута понял: это ребенок и, судя по голосу, мальчик.
— Прекрасно, — сказал сам себе старый кайман, — я стал свидетелем рождения человека.
Акута собирался уже вернуться под свою корягу, когда понял, что женщина не доплывет до берега. Её голова ушла под воду, и только рука всё еще держала младенца над поверхностью, старясь продлить ему жизнь.
Удар хвоста решил за старого каймана.
Пока мозг переваривал информацию, сработал рефлекс — и в полброска он уже был возле тонущей Ваугашин. Перехватив женщину в районе талии своей мощной челюстью, Акута, словно торпеда, пролетел расстояние, что отделяло их от берега. Не тормозя, выскочил из воды, пробежал по песку и аккуратно уложил её под деревом. За свою длинную жизнь он много раз видел, как люди спасают друг друга из воды: кладут на берегу и переворачивают на живот, чтобы из легких вытекла вода. Что он и сделал, радуясь своей смекалке.
Женщина выплюнула воду и захрипела, судорожно шаря руками. Пока она искала ребенка, Акута перекусил пуповину, аккуратно взял дитя в пасть, сбегал к реке, обмыл его от песка и так же бегом вернулся к матери, сунув младенца прямо ей в руки. Не открывая глаз, Ваугашин прижала к себе кричащего сына и провалилась в забытье.
Аттила
В том месте, где суетился старый кайман, как раз переправлялась армия куруинчи[24]. Несколько десятков тысяч солдат-муравьев из клана саперов устроили подвесной мост, по которому через реку переходило многомиллионное войско. Дождь усилился, и мост готов был разорваться пополам от потоков перекатывающейся через него воды. Саперы, намертво сцепившись друг с другом, героически удерживали переправу до тех пор, пока все солдаты не ступили на родной берег. Последним прошел муравьиный фельдмаршал[25], размахивая маленьким соломенным жезлом. Спрыгнул на песок и не спеша подошел к кайману.
— Зачем он тебе, Акута? Разве ты стал людоедом и решил сожрать несчастное дитя? — сказал Аттила, рассматривая женщину с ребенком. Аттила, по прозвищу Свирепый, был предводителем куруинчи — воинственных рыжих муравьев, которых непогода застала возвращающимися с набега. Аттила был солдат, вся его жизнь прошла в битвах и сражениях, и то, что кайман мог его проглотить (да и не только его, но и часть его армии), нисколько не смущало бравого фельдмаршала. К тому же они были соседями, и Аттила мог себе позволить такую шуточку.
— Я не знаю, зачем он мне, но что-то подсказывает, что он станет великим воином и спасет наш мир от белых людей.
— Белые люди — плохие люди. Пять лет назад мы подошли к ранчо и попали на липкую тропу. Это была смола, которую потом поджег белый человек. Я потерял сто тысяч воинов. — Аттила замолчал, вспоминая тот злосчастный поход. — Так ты говоришь, он будет великим воином? — Фельдмаршал прыгнул младенцу на лицо, бодро прошел по подбородку и встал на нижней губе.
Мальчику стало щекотно, он сморщился и чихнул, сметая главнокомандующего.
Акута хихикнул.
— А он и вправду велик, — сказал вояка, спускаясь с дерева.
— Лучше принеси воск и кокосового молока, надо залепить пуповину и накормить ребенка.
— Хорошо, мой друг! — муравьиный вождь взмахнул жезлом. От основного войска тут же отделилась группа муравьев и выстроилась перед главнокомандующим. Помахивая соломинкой, Аттила прошелся вдоль строя,
