— стола, выдвинул верхний ящик, достал типовой договор и в графе «клиент обязан выплатить»… вывел цифру с семью нулями.
— Это наш гонорар. Устраивает? — Он протянул бумаги Ракитиной, но она даже не встала.
— Устраивает.
— Тогда распишитесь.
Ракитина подошла к столу, поставила подпись и ледяным голосом спросила:
— Все?
— Нет. — Скоков придвинул к ней телефон. — Позвоните мужу и скажите, что к нему подъедет ваш друг — побеседовать, задать несколько вопросов… Только спокойно, без взаимных оскорблений.
Ракитина кивнула и набрала номер.
— Дарья, ты?.. Здравствуй… Ладно, потом расскажешь… Гриша у вас?.. Спасибо. Я перезвоню чуть позже. — Она разъединилась и набрала следующий номер. — Вадим?.. Позови мне, пожалуйста, Гришу… Тогда передай, что к нему сейчас подъедет мой друг. Зовут его Семен Тимофеевич. Он желает с ним поговорить. Все понял?.. Будь здоров!
Ракитина бросила трубку и, глядя в пространство, проговорила:
— Они на даче. Адрес: Пушкино, Оранжерейный проезд, дом одиннадцать. Я могу быть свободна?
— Если потребуешься, где тебя искать?
— Дома, Семен Тимофеевич. Это по личным вопросам, в случае, так сказать, безысходной тоски, а по всем остальным… — Ракитина указала большим пальцем в сторону безмолвствующего, но с огромным любопытством наблюдающего за всем происходящим Спицына, — обращайтесь вот к этому господину: он обожает решать кроссворды! Всего доброго! — Она подхватила сумочку, стремительно развернулась и выскочила из кабинета.
ГЛАВА II
— Мы поехали за город, а за городом — дожди, а за городом заборы, за заборами вожди, — продекламировал Яша, окинув веселым взглядом высокий, двухметровый, глухой забор с дубовой калиткой, украшенной замысловатыми медными вензелями.
— Это точно! — Скоков с трудом отыскал небольшую кнопку звонка, несколько раз нажал и почти тотчас услышал басовитый лай собаки, торопливые шаги и резкий окрик:
— Барс, на место!
— Ждали, — сказал Скоков, оборачиваясь к Яше. — И ты меня жди. Сиди в машине и жди.
— Я могу быть спокоен?
— Ты что, пистолет прихватил?
Яша ответил неопределенно.
— Когда везешь на дело начальника, должен быть ко всему готов.
Щелкнул замок, калитка распахнулась, и перед Скоковым предстал среднего роста, крепко скроенный тридцатилетний мужчина в джинсовом костюме. Лицо помятое, взгляд озабоченный.
— Вы Скоков? — спросил он глухим от напряжения голосом. — Да.
— Заходите. Моя фамилия Решетов. Маша предупредила…
— Очень приятно, — сказал Скоков, шагая вслед за хозяином, осматриваясь и поражаясь запущенности участка. Все росло само по себе — произвольно, как в лесу.
Около резного крыльца с навесом они остановились, и Решетов, взмахнув рукой, указал в глубину сада.
— Гриша там, в баньке. — Усмехнулся и добавил: — Развлекается.
— Пьет?
— Четвертый день.
— Один?
— С девочками.
— Ваши знакомые?
— Шлюхи телефонные… Работают по вызову.
— А вы, значит, отдыхаете… — не то вопросительно, не то утвердительно проговорил Скоков, помолчав.
— А я, значит, отдыхаю.
— Поссорились?
— Нет. Я элементарно брезглив: девки спят с кем попало, так что… Можно и наварить что попало.
— Понятно, — сказал Скоков. — Вы в курсе событий?
— Со слов Маши.
— И что вы по этому поводу думаете?
— Думаю, что это недоразумение. В момент убийства Гриша был у меня — это могут и девочки подтвердить, Маша — на работе. Она мне звонила.
— А покойного вы хорошо знали?
— Слышал много, но ни разу не видел.
— А с Машей давно знакомы?
— Давно.
— Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах вы с ней встретились.
— В Омске. На гастролях. Я тогда работал у Быка.
— У кого?!
— Извините. У Скалона. Бык — это кличка. Так мы его прозвали за характер: что задумает, расшибется, но сделает.
— Скалон играл в карты?
Не ожидавший подвоха Решетов ответил утвердительно. Затем подумал и, усмехнувшись, добавил:
— Но никогда не зарывался.
— По маленькой играл?
— Да, в свое удовольствие.
— Понятно, — сказал Скоков. — А теперь, Вадим, постарайся вспомнить фамилии людей, с которыми Скалон играл в карты.
— Меня к столу не приглашали — в людской обедал, на кухне. — Решетов нервно покрутил державшуюся на одной нитке пуговицу и, подумав, оторвал ее и спрятал в карман. — А вот как помочь вам — знаю.
— Ты не мне поможешь — своим друзьям.
— Но у меня условие, — сказал Решетов, не обратив на реплику Скокова абсолютно никакого внимания.
— Выкладывай.
— Я назову вам фамилию человека, который довольно часто играл с Быком и который прекрасно знает круг его знакомых, если вы дадите мне слово…
— Даю, — прервал его Скоков, мгновенно сообразивший, чего желает Решетов. — Я тебя не видел и ничего не слышал.
— Я верю вам, — сказал Решетов и, помолчав, коротко выбросил: — Илья Григорьевич Блонский.
— Это… отец Гриши?!
— Да.
— Ну и семейка! — Скоков достал сигарету и долго мял ее, не скрывая, что услышанное явилось для него полной неожиданностью — выстрелом над ухом, который моментально вызвал массу вопросов, требующих незамедлительных ответов.
Решетов угадал его состояние и, явно любуясь произведенным эффектом, спросил:
— Удивлены?
— Есть немного. — Скоков выбросил измочаленную сигарету, достал новую и, прикурив, сказал: — Вадим, одну карту я уже знаю — тройка, но чтобы выиграть — помочь твоим друзьям, я должен знать и остальные…
Решетов расхохотался.
— Семерка, туз… Об этом еще Александр Сергеевич на весь мир растрезвонил!
— Германн схватил даму и проиграл. Я проиграть не имею права. Не имею! — повторил Скоков. — В моей игре ставка — жизнь!
— Вас интересует старик Блонский?
— Да.
— История эта длинная, так что пройдемте в дом. — Решетов поднялся на крыльцо и распахнул дверь. — Прошу!
Скоков двинулся было вслед за хозяином, но вдруг, словно что-то вспомнив, остановился и задумчиво посмотрел в сторону баньки, контуры которой едва пробивались сквозь зелень листвы.
— Ты его предупредил о моем приезде?
— Конечно.
— И несмотря на это он продолжает пить… Почему?
— Час назад этот же вопрос задал ему я…
— И что он тебе ответил?
— При общении с ментами надо быть естественным, как животное, иначе они тебя заподозрят в том, что ты и сроду не вытворял.
«Фраза, — подумал Скоков. — Красивая фраза. А что за ней? Наверное, этот сукин сын сотворил такое, что ему и трезветь не хочется».
Журналисты частенько пишут: потомственный сталевар, потомственный рыбак, хирург… отдавая таким образом дань уважения человеку, который, с детства впитав и постигнув все премудрости отцовской науки, достойно и профессионально занимается своим делом, но они сразу же начинают чесать затылок, когда речь заходит о сыне… допустим, артиста. Здесь им на ум приходит только одно: по блату устроили. Ну, а уж если услышат: потомственный игрок… В этом случае они издают звук, похожий на мычание, или вообще немеют, не зная, каким образом прокомментировать данное словосочетание.
Гриша Блонский был потомственный игрок —
