нет», «Женился – навек заложился»…
Большинство тех, кто жаждал обрести свободу, прибегали к «доказанному прелюбодеянию». Для этого необходимо было представить двух или трех очевидцев, готовых дать соответствующие показания духовному суду. С трудом можно представить, чтобы подобные действия совершались в присутствии посторонних, тем не менее подобная абсурдная ситуация порой становилась неотъемлемой частью обыденной жизни.
Вот и упомянутый 44-летний военный инженер Алексей Марков осенью 1857 года вынужден озаботиться поиском «свидетелей». К моменту описываемых событий он благополучно состоял на службе уже два десятилетия и входил в правление Первого округа путей сообщения, ведавшего судоходством и шоссейными дорогами Северо-Запада.
Со своей супругой Елизаветой Марков состоял в законном браке около двадцати лет. Подробностей семейной жизни в документах не сохранилось, но, судя по всему, заключенный в юности союз со временем стал обременительным.
Летом 1858 года Елизавета Маркова обратилась к петербургскому епархиальному начальству с просьбой о расторжении брака с мужем «по причине нарушения им супружеской верности». В подтверждение были представлены два очевидца, которые «случайно» застали инженер-подполковника у него дома «в самом действии прелюбодеяния» с неизвестной дамой.
Духовные власти признали заявления свидетелей «совершенным доказательством». Заслушав рапорт митрополита Новгородского и Петербургского Григория об этом деле, Святейший Синод постановил супругов развести. При этом пострадавшей от измены жене разрешено было вступить в новое супружество, а ее бывшего спутника определили «оставить навсегда в безбрачном состоянии, подвергнув его за прелюбодеяние церковной епитимье на 7 лет». Рискнем предположить, что инженер не слишком расстроился этим.
Согласно действовавшему Уложению о наказаниях уголовных и исправительных, изобличенные в супружеской измене подлежали также наказанию со стороны светских властей: заключению в тюрьму сроком от нескольких месяцев до года. По этой причине выписка о любовных прегрешениях инженера Маркова из Святейшего Синода поступила в Правительствующий Сенат, а оттуда в столичное губернское правление.
Годом ранее столичные власти уже рассматривали аналогичное дело его коллеги инженер-полковника Николая Печникова. Именно тогда выяснилось любопытное обстоятельство: состоявшие на службе в Военном ведомстве (а Корпус инженеров путей сообщения тогда находился «на положении воинском») за любые правонарушения подлежали суду по военным законам, а они не предусматривали наказания за прелюбодеяние.
Губернское правление сообщило об этом казусе сенаторам. В течение последующих двух лет дело об инженер-подполковнике Маркове кочевало из одного сенатского департамента в другой.
В начале 1861 года главноуправляющий путями сообщения и публичными зданиями Константин Чевкин утвердил заключение Аудиториата (высшего суда ведомства): «Имея в виду, что подполковник Марков за вину его уже подвергнут епитимье по определению духовного начальства, дальнейшему взысканию за ту же вину, по неопределению оного военными законами, его не подвергать…»
Ситуация с разводами так и не претерпела изменений до прихода к власти советского правительства. В декабре 1917 года принят декрет «О расторжении брака», согласно которому бракоразводные дела изъяли из компетенции духовных консисторий и передали местным гражданским органам. Процедуру расставания с нелюбимым мужем или женой существенно облегчили: достаточно стало заявления одного из супругов, а никаких доказательств, тем более наличия «очевидцев» измены, больше не требовалось.
Пощечина в Сенате
Сонную тишину обычного служебного дня нарушил звонкий звук оплеухи, внезапно разнесшийся по канцелярии. Ошеломленные чиновники в изумлении оторвали головы от бумаг. Почтенный строгий начальник Василий Краснопевков стоял, держась за щеку, а против него возвышался титулярный советник Антон Гриневич с перекошенным от гнева лицом. «Знай, мошенник, что я не подлец!» – громогласно провозгласил последний, вызвав еще большее потрясение своих коллег…
Эта удивительная история произошла в январе 1826 года в Герольдии при Правительствующем Сенате. Основанное Петром I учреждение занималось делами, связанными с утверждением в дворянских правах, выдавало дипломы и грамоты, составляло гербы городов и губерний. Возглавлял ведомство герольдмейстер, которому по штату полагалось несколько товарищей (заместителей). Одним из них – Василий Краснопевков. В Герольдии служил с 1793 года, свою высокую должность занимал без малого четверть века, имел многочисленные поощрения за «отлично усердные труды».
Все было благополучно, пока в 1825 году на должность секретаря Герольдии не приняли начинающего служащего Антона Гриневича. Несмотря на то, что молодой человек с отличием окончил Виленский университет, имел опыт канцелярской деятельности и аттестовывался «способным и достойным», Василий Краснопевков невзлюбил нового подчиненного.
Как сообщал впоследствии в своих показаниях Гриневич, товарищ герольдмейстера «наедине делал ему многократно оскорбления», попрекал его польским происхождением и всячески притеснял за отказ становиться «безгласным исполнителем незаконных его предположений по делам службы».
Сам Краснопевков обвинения в пристрастности отрицал. Он утверждал, что «по званию своему» требовал от Гриневича «по делам отчетов и делал за неисправность замечания», а последний, отличаясь «неспокойным нравом», реагировал на слова начальника «неприличным образом».
Оба сходились на том, что в роковой день Краснопевков вызвал подчиненного в кабинет для «объяснения по делам». Далее, по версии Гриневича, Краснопевков задал несколько вопросов и, не удовлетворившись ответами, сокрушенно заявил: «Подлец, какой ты человек!»
Оскорбленный секретарь покинул начальника, однако уже не смог успокоиться. Когда спустя некоторое время Краснопевков с бумагами в руках появился в канцелярии Герольдии, Гриневич поднялся со своего рабочего места и, подойдя к нему, дал пощечину на глазах у шести служителей.
О неслыханном «преступлении чинопочитания и подчиненности», к тому же имевшем место в помещении одного из высших органов государственной власти, доложили недавно вступившему на престол императору Николаю I. Он распорядился судить Гриневича «по всей строгости законов».
Расследовавшая дело Санкт-Петербургская палата уголовного суда пришла к выводу, что факт оскорбления подчиненного со стороны начальника, «по непризнанию Краснопевкова и по небытности при том свидетелей», остается недоказанным. Поступок Гриневича, напротив, признавался им самим и удостоверялся показаниями очевидцев.
В результате молодого человека приговорили к лишению чина и отдаче в солдаты. Правительствующий Сенат, утверждая приговор, дополнительно ужесточил наказание, к нему добавили лишение дворянства.
Впрочем, сначала Гриневичу повезло. Пока шло разбирательство инцидента, в Московском Кремле состоялась коронация Николая I. В ознаменование события 22 августа 1826 года издан манифест «О милостях и облегчениях разным состояниям»: согласно первому пункту, всем состоящим под следствием и судом «по делам, не заключающим в себе смертоубийства, разбоя, грабежа и лихоимства» даровалось полное прощение.
Титулярный советник Гриневич подпадал под действие манифеста, и Сенат распорядился сообщить об этом Палате уголовного суда. Но затем маятник качнулся в другую сторону.
Обер-прокурор (глава Департамента Сената), уполномоченный переслать подписанное сенаторами определение об освобождении Гриневича, по каким-то причинам задержал его отправление. За это время Николай I «высочайше повелеть соизволил», чтобы объявленная амнистия не распространялась на гражданских чиновников, виновных в «ослушании и дерзости противу
