class="p1">— Опять-таки телевизор. В пятницу пошел в баню. Раздеваюсь. Мужичонка проходит мимо, наклоняется и говорит: «Включи сегодня телевизор в полночь». Мужичок крохотный, худенький, голова как гриб без шляпки, лысая. Выпил, наверное, в бане случаев много происходит. А мужичок опять возле меня: «Включи телевизор в полночь». Пришел я в мыльную, а он опять рядом: «Включи телевизор в полночь». И пошел. Думаю, отвязался. Только в парной еще раз все про то: хотел я с полка его спихнуть… Выхожу из бани, а он тут как тут: «Включи ровно в полночь». Я и спросил: «Какую хоть программу»? Он на ходу мне бросил, что, мол, неважно какую. Поддавши мужик — видно. Все-таки любопытство разобрало. Ну, жена уже легла… В двадцать четыре ноль-ноль я и включил. Сперва матовый свет… Потом мерцание… Наверное, я от ужаса вскрикнул, потому что жена скатилась с кровати и повисла у меня на шее… Такой факт.
— Что же было на экране?
— Белая лошадь.
— И жена ее видела?
— После моего крика экран погас.
— Мне надо с женой поговорить.
— Не знаю, где она…
— То есть как не знаете?
— После лошади на экране жена ушла от меня.
— Почему же?
— Я бы сам ушел от себя…
Говорят «Распутать преступление»… Ерунда! Не преступление распутать, а разобраться в клубке человеческих отношений, которые были до преступления. Или после преступления, как в случае с Варустиным. Само-то преступление проще жвачки — увидел деньги и взял.
— Сергей Георгиевич, вы про карты и женщин спрашивали… Поэтому и затеваю ночную игру, чтобы одному не сидеть. И женщин поэтому вожу. Да и выпивать стал.
Мне показалось, что Варустин надумал уйти: привстал, откинул голову, отвел плечи, показывая движением тела, что сейчас ринется. И ринулся, но не назад, а вперед, через стол, поближе к моему лицу:
— Сергей Георгиевич, а ведь я был там.
— Где?
— На могиле лошади.
— И как… там?
— Думал, что сойду с ума… Стою, смотрю на камни… Почва просела, осинка выросла… И верите — земля шевельнулась. Как вздохнул под ней кто-то огромный… Я припустил через болото, ничего не соображая…
Правду ли говорил Варустин? Я верил, потому что знал ядер-ную силу совести. В прошлом году пришел в прокуратуру молодой следователь. Выехал как-то на труп. Оперативник пошел опрашивать жильцов, участковый искал понятых, эксперт еще не подъехал… Подвал дома, один на один с трупом. Следователь глянул в карман — толстая пачка долларов. И соблазнился: покойнику деньги уже ни к чему, смерть похожа на естественную… А примерно через месяц этого следователя увезли из дома в психушку… Ночью он кричал и просил родителей не открывать дверь, потому что в лифте к нему поднимается труп за своими деньгами.
— Сергей Георгиевич, вы будете искать того, кто потерял деньги?
— Да, уже дал задание милиции.
— А меня… посадят?
— Не спешите.
Посадят… За находку денег, хотя сумма и крупная? Тут ворье натуральное никак не посадить… Мне пришла мысль, не будет ли у Варустина явка с повинной? И хотя в прокуратуру его вызвали, о присвоении денег рассказал сам; ведь мог бы сочинить иную легенду, что-нибудь про оставшиеся от бабушки бриллианты. И еще вопрос, было бы уголовное дело без его откровенной информации.
Я полистал календарь:
— Варустин, в среду поедем в лес.
— Зачем?
— Покажете могилу лошади.
— Мне… не поверили?
— Юридическая формальность, вера здесь ни при чем.
Обязан ли я проверять его показания? Выбор способов небольшой: жену допросить да лошадь откопать. В конце концов, не может папка с уголовным делом состоять из нескольких бумажек. Прокурор о работе следователя судит прежде всего визуально, то есть по толщине папки…
После ухода Варустина я еще долго сидел в прокуратуре, одолевая техническую работу, которой было не меньше следственной. Вернулся домой поздно. Лида сегодня ночевала у родителей. Я подошел к окну, где в сквере под ветром постанывали тополя. Влажная темнота, казалось, прилипла к стеклу с той стороны…
Холодное одиночество. Я передернул плечами и подошел к телевизору — ровно полночь. Он еще транслирует. Я потянулся к пульту, но руку отдернул в каком-то суеверном порыве: ровно двадцать четыре часа ноль-ноль минут. Включу, да как увижу на экране белую лошадь?..
5
Откапывать белую лошадь выехала группа из пяти человек. Я, следователь прокуратуры; оперативник, капитан Леденцов; Варустин; двое понятых, поскольку в лесу свободных людей не отыщешь. Понятых мы взяли мужчин покрепче — им предстояло копать. «Москвичок» был старенький, но капитан, севший за руль, вел его виртуозно.
Меня беспокоила погода — осень. С утра она хмурилась, как неопохмеленный алкаш. К полудню — вернее, как только въехали в лес — забрезжило солнышко и все продолжало распаляться. Хорошо накатанная дорога пролегла по горкам, как по гигантским волнам — то вверх, то вниз. Я так давно не был на природе, что разглядывал лес прямо-таки с музейным любопытством. Вершины холмов, как правило, вздымались сосняком и обдавали меня восторгом. Низины, иногда с лужеподобными болотцами, темнели елями, и под ними, под густотой лап, хранилась какая-то тайна.
— Я тут с ружьишком болтался, — вздохнул Варустин.
— Теперь не ходите? — спросил я.
— После того случая — ни разу.
Я не выношу табачного дыма, но оба понятые закурили уже по второму разу. Открытое окошко почему-то не удаляло дым, а гоняло по салону. И запретить неудобно: мужики едут без всякой оплаты, да еще курить не давать… Поэтому лесной запах в машине не чувствовался.
Через час мы с хорошо накатанной дороги съехали на плохо накатанную, минут через пятнадцать с плохо накатанной свернули на вовсе не накатанную… И уперлись в каменную гряду. Варустин сообщил:
— Метров пятьдесят надо пешочком.
Мы пошли. На глаз грибника странная была эта процессия. Впереди солидный Варустин в драповом пальто, про которое он упоминал; затем капитан в легкой куртке нараспашку, посверкивая рыжиной головы; потом я, в очках и с портфелем; замыкали понятые, два мужика с лопатами. На плоской горке, сбегавшей к болотцу, Варустин тихо сказал:
— Здесь.
Все, как он и рассказывал. Прямоугольная выемка на месте бывшей ямы, вернее, блиндажа — торчал кусок бревна, покрытый короткошерстным темно-зеленым мхом. Камни средних размеров набросаны беспорядочно. Метровая осинка, тонкая и безлистная, как прутик.
— Копайте, братцы, — предложил я понятым.
Мы с Леденцовым сели на обветшалый ствол поваленного дерева. Капитан спросил:
— Кости возьмешь?
— Нет.
— Тогда к чему вся экспедиция?
— Запротоколирую факт лошадиных останков.
— Лошадиных… Мне вот предстоит лейтенанта Козлова выкапывать.
— Которого похоронили вчера?
— Да.
— В каком смысле… выкапывать?
— Похоже, что в прямом.
— Это
