Держать в ближнем круге завистника – зло.
Завистника необходимо вычислить и немедленно исключить. Безжалостно и хладнокровно. Вряд ли это вылечит его или обогатит духовно. Но хотя бы вы сами не будете иметь отношения к этому темному процессу. Потому что, общаясь с завистником, вы работаете косвенным производителем зла. Самим своим существованием обеспечиваете пуповину, которая его питает. У завистника по кривому зеркалу в каждом глазу – они преломляют и дробят ваши будни, составляют из них свой шизофренический пазл. Завистник превращает ваше золото в серу и копит ее в сердце – пока оно не наполнится до краев. Иногда чужая зависть воспринимается форматом лести. Умоляю вас, не ведитесь, во-первых, это просто трюк, а во-вторых, лесть отвратительна под любым соусом. А еще иногда завистники маскируются.
13 июня
Сегодня случайно села на пульт и услышала анонс программы «Час суда» – иск подала проживающая в коммуналке молодая мамаша, желающая отсудить право хранения прогулочной коляски в общей кладовой, где в данный момент находится гроб-тандем, приобретенный ее соседями, романтичными пенсионерами, решившими умереть в один день.
Захотелось прострелить телевизор серебряной пулей и окурить квартиру чесноком и ладаном.
Между дел забежала на чашечку горячего шоколада.
За одним из соседних столов – колоритная парочка, принцесса и фрейлина.
Принцесса: холеные волосы, черный кашемировый свитер, взгляд с поволокой, массивные серьги, прямая спина.
Фрейлина: серые негустые волосы, прихваченный заношенной «бархоткой» хвостик, странные очки, странная кофточка, бежевый шарфик в катышках, застенчивая улыбка. Вполне мила, но «не обрамлена».
И вдруг фрейлина встает и, немного помедлив, подходит ко мне. Улыбается, в глазах паника.
– Здравствуйте, – говорит. – Я на тренинге, и у меня задание – поделиться с людьми радостью.
– Здравствуйте, – стараюсь быть милой-премилой, хотя это так трудно, когда мало спишь. – Ура, делитесь!
– У меня на прошлой неделе был день рождения, и мой парень подарил мне букет роз!
Разрумянившись, отходит. В кафе больше нет одиноких посетителей, кроме меня. Ее взгляд затравленно мечется по залу и наконец останавливается на супружеской паре с двумя детишками. Наблюдаю, как она смущенно к ним обращается, как они переглядываются и посмеиваются.
Принцесса рассеянно ждет фрейлину за столиком, пьет кофе со льдом.
Интересно, что это за тренинг, чему принцесса учит фрейлину, чему?
«Будь открытой миру, и мир откроет двери для тебя»?
«Неси людям радость, и они никогда не пошлют тебя нах»?
«Снимать мужиков в кафе воскресным утром – проще простого, но сначала потренируйся на телках»?
Иногда ностальгия подкарауливает там, где менее всего ожидаешь с нею встретиться.
Сегодняшним ранним утром я шла через какую-то стройку, и там стройматериалы были укутаны полиэтиленом, на котором остались следы ночного дождя.
И вдруг этот запах – капли, испаряющиеся с теплого полиэтилена, – перенес меня на хрен знает сколько лет назад, в мое тринадцатое лето. У нас с подружкой дачной было секретное место – парник в конце огорода моей бабушки. Мы пробирались туда, садились на корточки и шепотом доверяли друг другу сокровенное. Там же однажды попробовали курить. Там же закопали письмо, в котором пообещали друг другу всегда быть лучшими подругами.
В мое четырнадцатое лето я пробовала его откопать, да так и не нашла.
14 июня
Буратино. Грустная московская сказка.
Шевцову было под пятьдесят, но в душе он оставался ребенком, которому хотелось плюнуть на все, перестать ходить в душный офис, привязать к велосипеду вереницу консервных банок и с бряканьем и звоном торжествующе пронестись по окрестным дворам, чтобы все с завистью и удивлением оборачивались вслед. Шевцов был решительно не доволен тем, как сложилась его жизнь. Мечтал быть архитектором и возводить города, столько лет учился, но вершиной его творчества стал в итоге проект «Кижи из зубочисток», представленный на каком-то альтернативном фестивале в Праге. Шевцов не был ни бездарностью, ни лентяем, однако не хватало ему ни коммерческого чутья, ни способности к послушанию. Своего придумать не мог, работать «на дядю» – тоже. Помыкавшись несколько лет в бедности, все-таки нехотя устроился в какой-то офис, продавать какую-то ерунду. Женился на хорошей девушке. И жить бы ему поживать, да вот только тосковал Шевцов, тосковал по-волчьи – иногда уставится в окно, за которым вальсируют снежинки, и кажется ему, что маховик времени раскручивают злодеи-губители, дни несутся, а он стоит в растерянности и мрачно думает, что словом, которое напишут на его могильной плите, будет «ЗРЯ». Он – пустоцвет. Жалкий тип, который не смог поставить знак равенства между амбициями и возможностями.
Его жена Ирина тем временем пахала как папа Карло – в одиночку потянула ипотеку, крутилась как могла, к мужу своему относилась почти по-матерински, со снисходительной добротой. В этой непрекращающейся пахоте у нее оставалось не так уж много сил на сантименты, да и не в ее характере было ставить чьей-то экзистенциальной тоске алтарь – скорее, она была склонна поставить диагноз: мелкий жемчуг. Но даже и она со временем не могла не заметить: сохнет ее любимый супруг, чахнет и сохнет. Шевцов никогда не был весельчаком, но если в первые годы знакомства он носил маску Пьеро, то теперь излучаемая им тоска была не красивой и концептуальной, а страшной и глухой. Жена решила: надо что-то делать. Взяла в банке кредит, а деньги отдала мужу: открывай свое дизайнерское бюро. Ты ведь давно хотел.
