на него хлопаньем ресниц впечатление не произведешь. Я уже заранее настраиваю себя на собеседование с котом. Вадим выдал мне инсайдерскую информацию, что вопрос можно решить с помощью креветок.
Как много вообще вместили в себя эти два дня в доме деда Вадима. Мы даже успели поскандалить по поводу моих противозачаточных. Вадим увидел у меня какие-то неопознанные таблетки, изъял, изучил и попытался выбросить.
Скандалить мы вышли на крыльцо, потому что дом, в котором нельзя говорить, был переименован в дом, в котором нельзя спорить. А мы спорили. Я – из принципа. Вадим… Не знаю, почему. В конце концов, Вадим сделала вид, что уступил, а я пообещала подумать. Но почему-то, несмотря на спор, мне хотелось счастливо улыбаться. Потому что я знала, что в принципе мы оба хотим одного и того же. И это было прекрасно.
Как и близость. Правило «не спорить» в постели работало безотказно. Мы позволяли друг другу все. А когда, совсем поздним субботним вечером, утомленные и довольные, мы лежали в постели, обнявшись, Вадим шептал мне такие слова, что даже я не выдержала.
– Ты же обещал, что не будешь говорить это часто, – у меня от его нежностей хриплым шепотом комок в горле.
– Ты меня заразила. Это, похоже, передается воздушно-капельным путем. Или половым.
– Я заразила?
– Ну а кто еще?
– Не хочешь выйти голым на крыльцо и покричать?
– Это мысль.
И в самом деле собирается встать. Я со смехом прижимаю руку к его груди.
– Эй, я-то не умею ставить уколы! Хочешь орать – ори тут.
Оказывается, Вадима бесполезно брать на «слабо». От его крика я чуть не глохну, захлопываю ему рот, и он уже в ладонь шепчет мне такие желанные слова, которые, как выяснилось, передаются половым путем.
А в воскресенье утром, за завтраком, спор по другому поводу затух, не успев разгореться. Я уже традиционно любуюсь руками Вадима, когда он делает нам бутерброды. И подначиваю его тем, что на его безымянном пальце – который теперь мой, Вадим сам так сказал! – будет шикарно смотреться обручальное кольцо.
– Я не буду носить обручальное кольцо.
Я даже замираю от такого заявления. Эй, это вообще-то мой ливер. Весь! И чтобы все знали, что он мой, надо носить кольцо!
– Выдохни, сейчас лопнешь, – Вадим протягивает мне бутерброд. Касается ладонью моей щеки, но я сердито мотаю головой. Кольцо, Вадим, кольцо! Какого черта?! – Не сердись. У меня профдеформация. Ничего не могу терпеть на руках. Не ношу часов. Тем более, в жизни никогда не носил колец. А даже перчатки не ношу зимой, так, в карманы – и все. Мне надо, чтобы руки были всегда… готовы. Хотя понимаю, что это никому не надо, но… Я у тебя чокнутый, помнишь?
Улыбаюсь растерянно. Я вообще не ждала такого ответа. А Вадим продолжает:
– Давай, я, как Фродо Бэггинс, буду носить кольцо на цепочке на шее, – я молчу, все еще переваривая. – Ин, я в ЗАГСе кольцо надену. И куда-то на мероприятия. К твоим родителям там, еще куда-то… Хочешь, в портмоне всегда буду носить и надевать, если надо. Ин…
Отмираю.
– Можешь вообще не носить.
– Эй… Обиделась?
– Вообще нет. Понимаю, – и правда, понимаю. Я, наверное, специально создана, чтобы его понимать. Как и он – меня.
Вадим молча берет мою руку, целует в центр ладони, прижимает к своей щеке, трется, как кот.
Такое вот оно, счастье.
Резко моргаю от того, что дверь кабинета открывается без стука. Влетает бледный всклокоченный Кир. Если бы с таким видом кто-то залетел в кабинет к Вадиму, то дело труба. А у нас что?!
– Что случилось?
– А вы не в курсе? – выпаливает, кивая но мой ноут. Я разворачиваюсь. А там все пестрит системными сообщениями. Тут же трезвонит телефон. Мигает и снова загорается свет.
Я перевожу взгляд на Кирилла. Разводит руками.
– Инна, все упало.
Через полчаса, в течение которых я бесконечно говорю по телефону, параллельно перемещаясь в подвальные помещения, где все наше добро, выясняется, что упало не все. Со мной Арсений Романович, который нудит и причитает, Офицеров, у которого телефон тоже не отлипает от уха.
Самое главное, что запустились резервные генераторы, и работает все медицинское оборудование. Но вся информационная инфраструктура отвалилась. Опускаем одновременно с Офицеровым телефоны.
– Ты думаешь о том же, о чем я?
О чем он может думать? Я думаю о том, что нам сейчас край надо переключиться на запасной сетевой контур. Он есть, но доделан не до конца. Но ручками, ручками сейчас в моменте все можно быстро допилить. Я на это надеюсь. И жду Арсения, чтобы попасть в одно хитрое место, куда доступа у меня нет. А он все не идет.
– А ты о чем?
– Пробиваю пока. Не мог ли этот… Славик обиженный… напакостить?
Я даже зависаю. Да ну. Кузнецов? Я о нем уже и думать забыла. Да и не мог он уронить всю нашу огромную инфраструктуру. Кишка тонка.
– Никакой это не Славик, – слышится запыхавшийся голос. Оборачиваемся. Кирыч стоит, придерживаясь одной рукой за стену, другой за бок. – Это Вася.
– Какой Вася?! – выпаливаем мы с Офицеровым.
– Экскаваторщик. Стойка рядом. За один заход перебил все кабели, какие только смог.
Офицеров облегченно выдыхает. Но мне от сообщения Кира легче не становится, совсем. В коридоре появляется Арсений с двумя сотрудниками, стремянкой и чемоданом с инструментами.
***
Свет в операционной мигает, потом снова загорается ровно. Я замираю, держа руки на весу. Поверх маски переглядываюсь с ассистентом, медсестрой, анестезиологом. Мы замираем все четверо на несколько секунд. Но в операционной, после краткого мигания света, все остается как обычно.
Киваю ассистенту.
– Продолжаем.
***
В отделении суета. Не работают компьютеры в ординаторской. В чате клиники Инна успокаивает всех общим списком и каждого по отдельности. Оказывается, из-за косяков на идущей по соседству стройке перебиты магистральные кабели. Чуть ли не даже все.
Да, после сладких выходных у нас очень бурный понедельник.
Набираю Инну. Отвечает сразу же.
– У тебя все нормально? – выпаливает.
– А что у меня может быть не так?
– В отделении вся жизненно важная техника работает? Компьютеры в ординаторской не в счет.
– Все работает. Только что из операционной.
– Отлично, – выдыхает. – Вадим, если у тебя ничего срочного… У
