class="p1">– Желающие найдутся.
– А компетенции?
– Одно-два поколения – и будут подготовлены новые кадры. Не надо думать, что существуют незаменимые.
– И кто же их подготовит, простите?
– Мы. Так называемые «бывшие».
– Штрейкбрехеры! И вы полагаете, они вас отблагодарят?
– Если нам будет благодарна Россия, этого достаточно.
– Допустим. Но каким именно образом вы помышляете подыскать мне трудовую повинность? На биржах труда – очереди из молодых людей, притом менее проклинаемых сословий.
– Я вам поспособствую, Леонид Дмитриевич. Все-таки, вы не чужой мне человек.
– И мне станут выплачивать жалованье?
– Естественно. Если все выйдет, как задумано.
– Что вы подразумеваете?
– У меня имеются связи с неким революционным глашатаем, представителем современной культуры… Попробуем устроить вас корректором в еженедельник. Вы согласны?
– Это стало бы великим подспорьем для вашего покорного слуги. Заранее благодарю за содействие, независимо от исхода.
Шевцов озабоченно потер руки и осторожно осведомился, после некоторого колебания:
– Леонид Дмитриевич… Скажите откровенно: если бы Петроград сейчас был занят белыми… Вы сдали бы меня контрразведке?
– Валерий, я всегда к вам замечательно относился и почитал вас доблестным воином и надежным товарищем. Вы были верным мужем моей дочери. Но при всем при этом, смею полагать себя порядочным и честным человеком, так что отвечу без затей, с полною прямотой: несомненно сдал бы, хоть вы мне и зять. С моей точки зрения, вы – в рядах разрушителей нашей Родины.
Шевцов углубился в раздумья и, решительно поднимаясь, негромко произнес:
– Ценю вашу откровенность. А я вас чрезвычайке не выдам.
* * *
Полковник Панин с офицерами готовил военный заговор. Он ходил в возбуждении и неловкой неопределенности: то был первый государственный переворот, участником которого ему доводилось стать. Речь шла о свержении верховной власти приверженной социалистам Уфимской Директории.
Фанфаронство, расточительность, беспечность и беспринципная ненадежность эсерского руководства вели все дело противостояния большевизму к верной и скорой погибели. Нужен был срочный переход к внепартийной военной диктатуре, передача власти в верные руки. У офицеров было два претендента на роль Верховного Властителя России, но не было возможности заручиться их согласием или хотя бы их оповестить: заговор проходил в условиях строгой секретности.
В ночь с 5 на 6 ноября 1918-го в Омске три офицера низложили Директорию, подвергнув аресту ее членов, высланных впоследствии в Китай.
Волей обстоятельств случившийся в Омске адмирал Колчак, сочувствовавший идее военной диктатуры, не пришел в восторг от свалившейся на него полноты власти. Предложенная им кандидатура генерала Болдырева была отклонена Советом министров. Избрали Колчака. Первым своим указом господин адмирал передал суду полковника Панина и прочих заговорщиков.
Находясь в заключении, полковник Панин, тем не менее, с удовлетворением читал колчаковское обращение к населению:
«Всероссийское Временное Правительство распалось. Совет Министров принял всю полноту власти и передал ее мне, Адмиралу Александру Колчаку. Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности.
Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.
Призываю Вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, к труду и жертвам».
Суд, впрочем, скоро оправдал офицеров.
* * *
26 апреля 1919-го года в ходе широкомасштабного успешного наступления колчаковских армий по направлению к Волге подразделения полковника Панина взяли Чистополь. Открывалась близкая перспектива нового овладения Казанью. Красные части переходили на сторону белых целыми полками. Колчак получал поздравления от руководителей Франции и Великобритании. Он рвался дальше – в Москву.
И только весенняя распутица и апрельский разлив рек замедлили наступление и позволили бегущим красным частям передохнуть и закрепиться на новых рубежах обороны.
В эти триумфальные для белого движения дни в числе интернированных красноармейцев полковник Панин узнал в одном из пленных Захара Анатольевича Томшина, начальника штаба товарища Блюмберга.
Не делая из этого шума, вызвал к себе. Сдержанно поздоровались. Панин ожидал услышать историю о насильственной мобилизации, о том, что большевики взяли в заложники семью – подобных случаев было немало. Откровение Томшина о добровольной службе в Красной армии стало для него ударом. Полковник не признавал разногласий, тем паче предательства Родины, как он это понимал. Участь Томшина была решена. Панин сухо произнес:
– Вы – военный человек и знали, на что шли, господин Томшин.
– Несомненно… – замялся Захар Анатольич. Ему было мучительно неловко за Панина и больно за него: не дай Бог никому принимать таких решений о судьбе близкого друга и кума. О своей смерти Томшин не думал.
Ночью приговоренные красногвардейцы совершили подкоп из крестьянского погреба и бежали, сумев избежать расстрела. Руководил побегом приговоренный к расстрелу военспец Томшин.
А через две недели шальная пуля отыщет окаменевающее сердце бравого мужа красавицы Илоны. Она не узнает об этом и будет верно ждать Панина до конца своей жизни.
Глава 4
Темная быль
Нестройные колонны понуро топали в запыленных шинелях по питерским бульварам – на Северо-Западный фронт, воевать с Юденичем.
Штабист Петроградского укрепленного района товарищ Шевцов подтянул ремень на поджаром животе – с продовольствием в прифронтовой зоне было неважно, пайки ужали до четверти обычной нормы, да ему не привыкать.
Валерий Валерьянович тронул плечо ездового:
– Трогай!
В переулке маячила группа женщин, ожидавших хлебных карточек. Шевцов скользнул по ней взглядом – сердце заколотилось в горле.
– Варя, стой! – соскочив с дрожек, он бросился к невысокой фигурке с темно-русыми косами.
Барышня в испуге обернулась – Шевцов понял, что обознался. Жгучая досада царапнула измотанное, усталое сердце.
– Прощу прощения, сударыня, – пробормотал он и вернулся к упряжке.
* * *
7-ая армия РККА кисла в осклизлых глиняных окопах, размываемых предательской ранней осенью 1919-го. Шевцов не успевал ставить заслоны, чтобы отлавливать дезертиров: те хлынули с голодного Северо-Западного фронта.
Военспец жил под дамокловым мечом: эффективно защищая подступы к Петрограду, он был внесен в список «нежелательных элементов» начальником разведки штаба Северо-Западной добровольческой армии Юденича. Специальная автомобильная колонна должна была одной из первых войти в город для совершения арестов и актов возмездия. Англосаксонские спецслужбы намеревались раздавить большевиков в самом их логове, следуя своему обычаю таскать каштаны из огня чужими руками.
Между тем в ожидании сентябрьского контрнаступления красных частей, укрываясь под брустверным укреплением от сильного ветра, подразделение Шевцова коротало зябкие дни в обреченно унылых беседах. Валерий Валерьянович тоже делился сокровенными мыслями со случайно встреченным старинным однополчанином,
