копытцами, как черти. Она нагло и бесцеремонно разглядывала мою не совсем ещё одетую фигуру, но что её взгляд при этом выражал, вам не передать. Серая мышка попыталась немедленно спрятаться в любимую норку и не высовываться оттуда – ни-ког-да.
Моя единственная ценность во всём организме – это выразительные серо-зелёные глаза. Вот их-то я и прикрыла от ужаса, только представив, что вся эта наглая энергия обрушится на меня и если не закоротит, то уж точно утопит в потоке накопившихся эмоций, вовремя не растраченных на другой объект. Выплеск оказался настолько бурным, что меня даже качнуло, словно я на «Титанике» не в лучшую его пору. Попытавшись как-то от неё защититься, только и успела прикрыть руками два малюсеньких пупырышка, что так почётно назывались – женская грудь. От неловкости ещё и глаза закрыла. Но её поток уже был переадресован, направлен на мой гардероб. Слегка приоткрыв один глаз, я с опаской наблюдала, как она вышвыривает мои кофточки и юбочки из брюха ни в чём не повинного комода. Она как тигр была готова разорвать мои вещи и даже от перевозбуждения рычала что-то себе под нос. Затем, очень внимательно глядя на эту разноцветную кучу барахла, спросила:
– И это всё? – Можно подумать, что за столько лет она не знала, что у меня есть из одежды. – Так-так… – Танька энергично двигалась по моей маленькой комнате на своих высоченных шпильках. – Жди здесь и никуда не уходи, – наконец выдохнула она из себя, как струйку дыма.
Можно подумать, что я вот так всё брошу и побегу куда глаза глядят.
Она появилась через пару часов с необъятных размеров пакетами, в которых что-то приятно шелестело, словно ворох пожелтевших осенних листьев. Я даже на мгновение представила – платье из жёлтых листьев (любимого бабьего лета). Но внутренности пакета оказались такими крутыми шмотками, что мои глаза увеличились втрое.
Итак, я молча, как подопытный кролик, сидела на пуфике возле зеркала, а Татьяна, как удав, не мигая, смотрела на меня. Внезапно её руки пришли в движение, и на моё лицо стало наноситься всё, что только можно. Кремы, тени, помада ровными мазками художника ложились на отведённые для этого места. Словно две стрекозы, ресницы уже порхали над моими и без того очаровательными глазками. Накладные ногти, как у крупного хищника, накрепко оккупировали кончики моих полупрозрачных пальчиков. На голове – не то что я упала с сеновала, а слегка прошёлся ураган, разметавший по степи соломенные пряди. Доспехи в виде невообразимого платья дополняли лодочки, носок которых бежал впереди меня почти на метр, да ещё «пышногрудый» бюстгальтер выпирал вперёд двумя полусферами. И это чучело смотрело на меня из зеркала, как нечто с того света. Желание было одно: немедленно завесить зеркала в доме. Но моя подруга гарцевала вокруг меня, цокая от удовольствия кончиком языка.
– И что же я, дура такая, тебя раньше-то не приодела! Давно бы все мужики твоими были. Вот ещё бы язык тебе развязать, – и, заглядывая мне в глаза, рассмеялась. – Может, пытать тебя, иголки под ногти, ха-ха-ха. Так, сообрази, пожалуйста, на лице наглую морду, и пошли.
Ей смешно, а я вообще дар речи потеряла. Стою и боюсь шелохнуться – вдруг всё это попадает или с лица посыплется, облупится, как штукатурка, и грязным снегом упадёт к чьим-нибудь начищенным ботинкам.
Зал огромный, народу ещё больше. Хорошо стоят, если б лежали, то уж точно штабелями по трое. Если по двое, места бы не хватило. Стол шведский, оно и понятно: на шару – всегда приятнее. Мы как всегда в самом центре, но теперь не только на ней, но и на мне были сфокусированы любопытные взгляды. Танька трещит без умолку, а меня только в нижнюю часть тела шпыняет, и от этого я почти улыбаюсь. Бокал шампанского лёгким головокружением отозвался ещё и в ногах. Падать я, конечно, не падала, но мне было хорошо. Я даже осмелилась бросить несколько взглядов на молодых парней. Мои «стрекозы» при этом изящно, нахально-призывно порхали вверх-вниз. А на лице я пыталась изобразить наглую, да какое там, хотя бы что-то подобие сама не знаю чего, морду. И, кажется, мои попытки увенчались «Никой». Я уловила на себе нечаянно откуда-то из-за колонны брошенный, стесняющийся смотреть напрямую взгляд. «Наверное, такой же, как и я», – мелькнуло у меня в темечке взрывом пузырьков от шампанского. Взгляд затравленного щенка или даже брошенного под пытками щипков, полученных в задненижнюю часть ноги. Таким же другом, как и моя подруга Танька. Как ни странно, она тут же уловила этот обоюдный выстрел. Хотя в это время рассыпалась бисером по полу перед очередным женатым олигархом. И как она быстро собралась на ниточку, одному Богу известно. Но она тут же, схватив меня за руку, потащила к столбу на экзекуцию. Пристегнув меня к нему чуть ли не наручниками – для верности. Быстро сообразила мило-обворожительную мину в направлении молодых людей и повела стремительную атаку набором витиеватых слов и фраз. Я понимала, что все имеющиеся снаряды уже ложатся точно в заданную цель, потому что друг «щенка» уже бил перед Татьяной копытом, но и не забывая при этом подёргивать за ошейник подопечного. Отчего водимый только мило и застенчиво улыбался, ковыряя кончиком туфли по мраморному полу. Видя такое поведение, и моя подруга решила в очередной раз всколыхнуть мои чувства, ущипнув так, что я от неожиданности вскрикнула. Обратив тем самым на себя ЕГО сочувствующий взгляд.
Домой нас привели под конвоем. Мне даже показалось, что они продолжали праздновать своё знакомство прямо в подъезде, чтобы у нас не было другого выхода. Ведь не прыгнет же он или я с восьмого этажа. Посидев много минут молча, решили взбодриться коньячком, любезно подсунутым нашими заботливыми друзьями. Постепенно притираясь, доползли до спальни. Но так как мне всё время что-то мешало, решилась принять спасительный душ. Думая при этом: «Ну не понравлюсь ему, что поделать. Всё равно до утра никуда не денется…» – захожу в спальню ну в чём мать родила, зажмурив глаза, – а-а-а, будь что будет.
От неожиданности он даже вскочил, опрокинув рядом с кроватью стоявший стул. Я от страха открыла глаза: испугался.
– Слава богу, а я-то уж думал… – и, не договорив, крепко прижал меня к себе. Совсем не испугавшись моих непушистых, соломенных ресничек и маленькой, как у девочки, груди.
Спасибо нашим преданным и ради нас на всё идущим друзьям. Мы встретились и не расстаёмся по сей день.