по-настоящему.
Теперь в ее словах появляется новый смысл, теперь я знаю, что она имела в виду. Она хотела вернуться домой в Корею. Но не просто в Корею. Если бы это касалось только места, может быть, мы могли бы уехать туда все вместе. Но ей хотелось вернуться в ту жизнь, которую она мечтала построить раньше, которая не подразумевала в будущем ни меня, ни аппы.
Но мне сложно понять, как ей это так легко далось, особенно глядя на Ту Эйми, сидящую прямо возле нее. Я же была ее ребенком. Как она могла просто взять и забыть меня?
Я справляюсь с комом в горле и встаю, стряхиваю песок со своих черных штанов и иду к кромке воды. Я жду ту женщину.
Пожалуйста, появись. Пожалуйста.
Но ее нет, и воспоминание заканчивается.
Я снова на пляже Гвангалли. Я медленно выдыхаю. Я буду делать это столько, сколько понадобится.
Перезагружаю телефон – посмотреть, нет ли сообщений, чтобы Чун Хо и мистер Ким в этот раз не волновались. Но там пусто, и я снова закрываю глаза, концентрируясь на запахе. Пляж. Воспоминание.
Я возвращаюсь.
– Наверное, омме попался невкусный ходу-гваджа, – говорит Та Эйми.
Я иду к кромке воды.
Я проделываю это снова и снова, пока воспоминание не начинает перезапускаться само, без возвращений в настоящее, как в розовом саду. Оно повторяется два раза, три раза, четыре, пока я не вылетаю обратно в Пусан, где только и успеваю, что проверить телефон, а потом снова испаряюсь.
Проходят часы. Но в этот раз мне не страшно. Не теряя решимости, я снова и снова просматриваю воспоминание и брожу вдоль берега. С каждым разом я подмечаю все больше деталей. Люди на сапбордах выглядят как близнецы, один учит другого грести и не падать. В воде пятеро тинейджеров. Они громко спорят, кто дальше заплывет. Пока остальные ныряют под воду, двое улучают момент, чтобы поцеловаться. Они улыбаются друг другу, волна накатывает им на руки.
А на берегу папа с дочкой лепят черепашек из песка. Я стараюсь не смотреть на них.
И вдруг, как по волшебству, я вижу ее.
Она появляется словно из ниоткуда, выпадая в воспоминание из воздуха. Женщина в белом. Хотя сегодня она совсем не в белом – на ней серый свитер и джинсы. Она стоит ко мне спиной, и я не могу видеть ее лица.
Мгновение мне это кажется игрой воображения. Наверное, я так сильно хотела ее увидеть, что вызвала у себя галлюцинации. Я протираю глаза, но нет, – она по-прежнему здесь.
Я бегу, сердце бешено колотится.
– Извините! – кричу я. – Извините!
Она медленно оборачивается, на ее лице – шок.
У меня перехватывает дыхание. У меня взрывается сердце.
Это она, но это не она.
Женщина, которая оборачивается ко мне, – незнакомка. Я никогда прежде не видела этого лица.
– Как вам удалось меня увидеть? – спрашивает она ошарашенно.
Разочарование сокрушает меня. Крепко прижав кулак к ребрам, я перехожу с бега на шаг и останавливаюсь перед ней. Я знаю, это было маловероятно. Это было пальцем в небо. Я знаю… Я знаю… Я знаю. Но правда обрушивается на меня, как удар, и заставляет осознать: я надеялась вопреки всему, что мне известно, надеялась на невозможное.
– У меня СЧИВ, – объясняю я. – Это мое воспоминание.
Женщина – азиатка, но она выглядит моложе, чем сейчас должна быть моя мама, и теперь, увидев ее вблизи, я понимаю, что они совсем не похожи. Она понимающе кивает.
– Все ясно. Я раньше не встречала других путешественников, но слышала, что такое бывает. – Ее глаза расширяются. – Кажется, я слышала вас в прошлый раз, когда посещала это воспоминание. Вы меня звали?
– Да, – говорю я, судорожно сглатывая, – приняла вас за другого человека.
Она улыбается с сожалением:
– Простите.
– Да ничего. Вы же ни в чем не виноваты.
Она показывает на целующуюся парочку в воде:
– Здесь мы первый раз поцеловались. Иногда при виде океана я возвращаюсь сюда.
– В такое воспоминание приятно вернуться.
– А вы?
Я показываю на песок, где сидит Та Эйми:
– Это я детстве. Была тут с родителями.
– Тоже неплохо.
– Да, – говорю я, не зная, что еще сказать.
Как странно, что кто-то может переживать один из лучших моментов своей жизни, а в двух шагах от него у другого человека жизнь разваливается на части. На том самом пляже, где моя мама плакала о доме, эти двое обрели друг друга.
– Вы еще живете в Ванкувере? – спрашиваю я.
– Вот как раз вернулась. Жила какое-то время за границей, – говорит она. – А вы?
– Я – да.
– Вы когда-нибудь слышали о ванкуверских встречах по СЧИВ? – спрашивает она. – Я недавно начала на них ходить, и пока мне нравится.
Я выдавливаю улыбку:
– Кажется, что-то слышала.
– Советую вам сходить, – говорит она. – Ой, кажется, мое время скоро закончится. Вон бежит мой брат.
И действительно, паренек, которого я видела в свое первое посещение, бежит к воде и проносится сквозь женщину, как будто ее там вообще нет.
– Надеюсь, мы еще увидимся, – говорит она и мгновением позже исчезает.
Я поднимаю руку и машу тому месту, где она стояла. Потом медленно опускаю руку и бреду по песку обратно к Той Эйми. Мое сердце снова тяжелеет.
Все это время я думала, что мама, возможно, пытается пробиться обратно ко мне. Что у нас, вероятно, есть особая связь, и все мои недавние исчезновения были знаком, что мне надо тоже пробиваться к ней. Теперь я понимаю, как это было надуманно и глупо. Никаких знаков не существовало.
Это была не она.
Это никогда не была она.
И теперь я совсем одна.
Двадцать семь
Описать в десяти словах или меньше, что чувствуешь, когда исчезаешь.
Это примерно так – границы реальности размываются, становятся едва различимыми.
Что есть воспоминание? Что есть настоящее?
Я сворачиваюсь калачиком на песке и смотрю на воду. Та Эйми лепит черепашек вокруг меня, а потом черепашки растворяются, и она снова сидит на полотенце и ест ходу-гваджа. Эта сцена проигрывается снова и снова, и время от времени передо мной успевает на секунду мелькнуть Пусан. Иногда я даже затрудняюсь определить, какой из двух пляжей вижу.
Пусан.
Ванкувер.
Гвангалли.
Китсилано.
Все перемешивается.
Воспоминание зацикливается, и я не сопротивляюсь. Я слишком сильно устала, чтобы бороться, я не в состоянии что-либо делать – могу только лежать на песке.
Подумать только, я все это затеяла, потому что хотела перестать исчезать. Ведь я вообразила, что, разыскав маму, смогу найти
