других приютских.
– Почему? Разве не у всех одинаково?
– А вы не замечали, что не много людей сводит эту печать? Все зависит от количества капсул внутри. На некоторых они влияют не так сильно. Такие люди просто занимают пассивную позицию и даже получают от нее наслаждение. А вот когда капсул много, тогда качество жизни падает.
Я сразу вспомнила Зару. Она как-то говорила, что в пару выбирает ярых доминантов, и только таких. Так вот как это работает! И вот почему она не стремится свести клеймо.
– Доктор, почему у меня может быть так много капсул?
– Могу только предположить, что вам нанесли клеймо дважды. Подумали, что первая партия бракованная, например, из-за того, что поведение не изменилось. Или вы были слишком… эм… – док подбирал слова, – слишком активны.
Я закрыла глаза. Представила себя крошкой и тот ужас, через который прошла. Как хорошо, что я этого не помню.
Одинокая слеза скатилась по щеке.
– Доктор, давайте приступим. Сколько бы это ни заняло времени, – прошептала я.
И через час погрузилась в темноту на операционном столе.
Проснулась я словно в аду: было жарко до липкого живота и мокрой простыни, душно до желания распахнуть окно, а в горле застряли сухие колючки. На спину словно положили раскаленный диск.
Сначала я была словно не я. Все мысли, воспоминания, все самосознание постепенно возвращалось ко мне сквозь сигналы боли.
Кто я? Лана Руглас.
Где я? В послеоперационной палате.
Почему? Я удалила клеймо галактической сироты.
Как же мне плохо!
Глаза резало, словно туда попал песок. Я лежала носом в подушку и ощущала, словно с меня живьем содрали кожу на спине.
Из горла вырвался тихий стон, и я услышала скрежет ножек стула около кровати. Повернула голову и встретилась с тяжелым взглядом Картера.
Он молча смотрел на меня. Кажется, с упреком.
Из моего горла вырвался еще один стон боли, и Картер привстал на стуле, наклонился ко мне.
– Хочешь пить?
Я кивнула, лежа щекой на мягкой подушке. Сил подняться не было.
Картер поднес бутылку с трубочкой, торчащей из горла. Направил ее мне в рот.
– Немного. Только смочи губы и горло. Так врач сказал.
Я сделала маленький глоток, а потом почувствовала, что хочу еще. Хочу много. Всю бутылку. Но не успела сделать большой глоток, как Картер отодвинул от меня бутылку.
– Почему ничего не сказала? – спросил он. – Знал бы…
Он замолчал, оставляя свои мысли при себе.
А у меня от одной попытки напрячь мозг тут же начала болеть голова. Изо рта вырвался еще один приглушенный стон.
Картер смотрел с упреком. Я взглянула на него, едва приоткрыв веки, на большее просто не хватило сил.
– И как ты умудрилась выбрать самую задрипанную клинику, Лана? – Картер уперся локтями в колени и смотрел строго, словно отчитывал одним взглядом, как маленькую.
– Знаешь, сколько ты лежала на операционном столе, когда подъехали мои спецы?
Мне почему-то было все равно. Настолько плохо, что плевать на все.
Картер сказал сам:
– Тридцать четыре часа, Лана. Представляешь нагрузку от наркоза? А от хирургического вмешательства?
Неожиданно Картер вскочил на ноги и заорал:
– Тебя там чуть не угробили!
Он начал ходить по палате, как хищник, загнанный в маленькое пространство. Метался от стены до стены, кидая на меня разъяренные взгляды.
Я обратила внимание на темные круги под его глазами. На помятую рубашку. На отросшую щетину.
Он все это время был рядом со мной? Сколько я проспала?
Я начала подсчитывать. Тридцать четыре часа плюс сколько? И сколько я проспала после операции?
Я попыталась подняться на руках, но спина отозвалась такой болью, что я завыла, упав в подушку.
– Лана! – Картер тут же оказался рядом. – Тебе нельзя двигаться. Скажи, если что-нибудь надо.
– С… С… Сколько… я проспала? – с трудом заставила язык шевелиться.
– Двое суток.
Я в ужасе поняла, сколько времени потеряла.
В своих расчетах я планировала сделать операцию и уйти после нее на своих ногах, отправиться к Сиду. Попытаться как-нибудь его спасти.
– Сколько длилась операция?
– Сорок часов, – хмуро отозвался Картер.
Сорок часов операции плюс двое суток сна. Это четыре дня, выкинутые из жизни. Осталось три до расщепления Сида на атомы, а я не могу даже сесть.
Картер опустился рядом с кушеткой на корточки, чтобы быть глазами со мной на одном уровне. Мне кажется или у него не было этой морщины между бровей?
– Моя девочка, почему ты такая упрямая? Почему не обратилась ко мне? Я бы подобрал тебе лучшую клинику. Три часа, несмотря на сложность твоего случая, – и все.
Внутри у меня словно душу в кулак сжали.
– Я привыкла все решать сама. Я с двух лет одна.
– У тебя есть я.
– Есть ли? Сам говорил, что больше пальцем не пошевелишь ради меня, – шепотом припомнила я.
Картер сжал челюсти, хмуро посмотрел на меня:
– Говорил. Но не могу, Лана. Ты мне под кожу заползла, между ребрами пролезла и вот тут затаилась. – Картер положил руку в район сердца. – Понимаешь? Работать не могу. Спать не могу. Есть не могу. Ты перед глазами, моя девочка.
Я закрыла глаза. Это так приятно слышать. Так трогает, но…
– Ты не хочешь серьезных отношений, – прошептала я.
А я по-другому не хочу. Не могу.
– Лана, знаешь, сколько женщин хотят самого меня, а сколько мои деньги, положение, власть и статус? Знаешь, сколько раз я раньше устраивал проверки? Знаешь, сколько девушек их проходили?
Я прочитала ответ в его глазах хищника, которого как следует потрепала жизнь.
– Нисколько. Ни одна.
Картер помолчал несколько секунд, глядя на меня, а потом продолжил:
– Женщины изучают мои привычки, биографию и открывают на меня охоту. Подстраивают случаи знакомства, ходят на курсы по прокачке, чтобы психологическими приемами привязать к себе. И все ради чего? Ради денег, Лана. Ради положения. Ради статуса.
– Я не такая.
– Знаю, хотя я подумал обратное, когда ты объявила о нашем романе на всю галактику. Но ты не стала этим пользоваться. И карту не была рада. К тебе даже на астероиде было не подлететь – ты сбивала на лету. Вечно ставишь меня в тупик.
– Мне не нужны деньги.
Кадык Картера дернулся, он сказал:
– Знаю. Вижу. Проверял.
– И что?
