В 904 я был молодым солдатом. Генералы сказали, что дхассийцы убивают наших людей в Гебусалиме. Император в своем письме призвал нас спасти своих братьев. И все же нам потребовались храбрость и дисциплина, чтобы ступить на Мост. Помню царившее в наших рядах невероятное напряжение – что, если Мейрос обрушит свое творение, похоронив десятки тысяч в пучине морской?
Как поступит Мейрос? Одни молились, в рядах других царил фатализм. Но Кор был с нами, и мы безопасно добрались до Южного мыса. Не могу вспомнить, чтобы я целовал собственную жену столь же страстно, как целовал землю, когда мы вступили в Дхассу. Мост остался позади, а ждавший нас впереди Гебусалим уже пылал в огне.
Ярий Бальто, легионер, V Паласский. Воспоминания о 904Аруна-Нагар, Баранази, Северный Лакх, континент Антиопия
Шаввал 1381 (октен 927 на Юросе)
9 месяцев до Лунного Прилива
Казим сожалел о каждом своем слове, о каждом оскорблении, брошенном им в адрес Гурии, которая испытывала явный восторг от перспективы отправиться на север вместе с Рамитой, о том, как выкрикнул, что Рамита действительно хочет выйти замуж за другого.
Я был не прав: у Рамиты нет выбора. Это не ее вина – а теперь Гурия передаст ей каждое мое слово, и она будет считать, что мне все равно. Будет считать, что я ее ненавижу, а у меня ведь и в мыслях не было желать ей смерти. Гадалка сказала мне, что она – моя судьба. Так почему же это случилось?
И все же он действительно произнес эти слова, изливая гнев и ярость на свою самодовольную младшую сестру. Он бы ударил ее, если бы Гарун не схватил его и не отвел обратно в Дом-аль’Ахм, где оставался с ним, пока Казим не успокоился.
Сейчас уже стояла вторая половина дня, и Рамита должна была сидеть во дворе в окружении своей семьи, ожидая своей свадьбы, которая состоится этим вечером. Скучала ли она по нему? Когда я сказал Гурии, что тебе следует перерезать себе горло, чтобы не позволить этому старику к себе прикоснуться, у меня и в мыслях не было желать тебе такого. Прошу, поверь! Но в глубине души Казим по-прежнему бунтовал. В Калиштаме было множество историй о женщинах, которым хватило смелости предпочесть смерть унижению, – один из богословов рассказал Казиму о них после того, как Гарун объяснил ему его горе. Однако для Казима оставалась невыносимой сама мысль о том, чтобы Рамита совершила подобное.
Ее обрекла на это жадность Испала – а Гурия еще хуже! Теперь она едет на север. Она думает только о себе. Она знает, кто этот жених, но не говорит мне, неверная шлюха!
Казим пребывал в решимости помешать свадьбе, пусть Гарун и отговаривал его от этого. Из уважения Казим выслушал своего нового друга, но как только тот отвернулся, выскользнул из Дом-аль’Ахма. «Я не могу просто сидеть и ничего не делать», – говорил он себе. Его преследовал образ расширившихся от боли и ужаса глаз Рамиты, на которую опускался феранг, забирая ее у него. Вооружившись украденной у погонщика скота бамбуковой палкой, он зашагал по улицам, выхватив фляжку у валявшегося в канаве пьяницы. Рот Казима наполнило дешевое, маслянистое пойло с гадким вкусом, распаляя его гнев. Он шел по их району, пока не заметил огромную толпу, запрудившую весь квартал, в котором находился дом Анкешаранов. В переулке было не протолкнуться – каждый хотел стать свидетелем странного события.
Один из громил Чандра-Бхая узнал его и рассмеялся:
– На твоей маленькой шлюшке женится кто-то другой!
Заревев как бык, Казим врезал палкой ему по лицу, а затем, когда тот упал, пнул его в живот.
– Рамита! – выкрикивал он вновь и вновь, пробиваясь сквозь толпу и беспорядочно нанося жестокие удары своей палкой. Старая тетушка отлетела в сторону, дети врезались в стены, а Казим все кричал: – Рамита, я иду!
Добравшись до входа во двор, он увидел, что путь ему преградил огромный феранг. Казим взмахнул палкой, но феранг заблокировал удар защищенным металлическим наручем предплечьем. Его лицо было большим и уродливым, со сломанным носом и узкими глазами, выглядывавшими из-под стального шлема. Здоровяк взмахнул огромным кулаком, целясь Казиму в голову.
Выгнувшись назад, Казим увернулся и ударил огромную фигуру прямо в живот. Его кулак врезался в сталь, и юноша лишь каким-то чудом не сломал себе костяшки. Однако в следующее мгновение он получил удар в плечо, который вывел его из равновесия. В толпе раздались выкрики, и люди, толкаясь, расступились, освободив пространство, которое, впрочем, было слишком тесным, чтобы уворачиваться. Присев, огромный рондиец расставил руки. Схватив шипевшую на жаровне сковороду, Казим разбросал готовившиеся на ней орехи кешью и со звоном ударил ею противника по шлему. Получай! Юноша ударил его еще раз, но здоровяк и не думал падать. В ответ он врезал кулаком Казиму в живот. Казим сложился пополам, не в силах вдохнуть. Перед его глазами все плыло. С ободряющими возгласами люди толкнули Казима обратно к рондийцу, топая ногами. Все любили посмотреть хорошую драку. Здоровяк-рондиец ухмыльнулся и вновь расставил руки.
