где-то рядом, похожий, но всё же уже другой.
— Даже если и так, надеюсь, он будет счастливей и добрее местного, — грустно сообщила Оля, когда мы выходили из планетария. — Только что ты видел величие науки, а сейчас увидишь всю её разрушительную мощь.
* * *
В генеральском кабинете уже две минуты трезвонил телефон, тогда как сам Пётр Петрович только влетел к себе. Прочитав имя на экране, генерал тут же ответил:
— Слушаю Сергей Викторович!.. Да!.. Есть доставить сыновей на освидетельствование… Есть предоставить ключи доступа к системе «Безопасный город»!.. Есть!..
Звонок завершился, а Петр Петрович включил проектор, где ему в режиме реального времени скидывали информацию о передвижениях Хельги Хеннингсон. Которая мать её датскую ети, ни хрена не Хельгой оказалась.
Когда ему полчаса назад позвонили и сообщили, что датский посол знать не знает ни о каком инциденте, ибо его дочь утром улетела на каникулы в Копенгаген, то весь МИД и МВД встали на уши. Конфуз вышел знатный. Брошечку с извинениями уже ведь доставили. И возник вопрос, где настоящая Хельга.
Подключили ФСБ, которые по горячим следам проверили поместье Хеннингсонов близ Копенгагена, а также несколько их квартир, но саму девицу не отыскали. Зато УФМС сработала оперативно, подтвердив, что Хельга Россию-матушку не покидала ни по официальным каналам, ни частными рейсами. И вот теперь у кое-кого зад был наскипидарен, чтобы доказать одному послу, что это не мы оконфузились, а он свою дочку потерял на просторах дружественной страны. Причем, ещё непонятно, что было хуже. Напади генеральские оболтусы на двойника посольской дочки, то брошку можно было и вернуть, а скандал замять, вернув папаше беглянку. А вот если напали на настоящую… то уже хуже, но опять же возврат может благотворно повлиять на восстановление дипломатических отношений.
На смартфоне на повторе стояло исходное видео, где кто-то из студентов заснял, как бесславно поваляли его сыновей. Затем к парочке подошла какая-то заучка и предложила помощь. Разговор вёлся на русском, это Пётр Петрович смог прекрасно прочитать по губам. Говорилось о каком-то ломбарде.
— Нахрена тебе ломбард, если ты можешь по щелчку пальцев получить, что угодно? — размышлял генерал вслух, по старой привычке. — Разве что… хотела получить чистый аппарат от папкиного контроля и потусить без надзора… Мои тоже так делали…
Быстро отбив команду сыновьям в смартфоне ехать на Лубянку, Пётр Петрович принялся дальше просматривать маршрут движения парочки. Благо, камер в столице хватало, да те и не скрывались. Спустились в метро, посетили ещё парочку ломбардов, рванули в Москва Сити, засев там на какое-то время. А в следующий раз их уловила камера на крыше небоскрёба, когда они садились в вертолёт.
— Красиво жить не запретишь, — хмыкнул генерал, — и куда вас черти понесли, господа?
Ответ на запрос по полётному плану пришёл почти одновременно с сигналом от очередной камеры.
— Планетарий? Вы на экскурсию, что ли, отправились?
Пётр Петрович вспомнил запись с камеры метро, она была неплохого качества, но звук все же напрочь смазывался из-за грохота подземки. Пересмотрев видео пару раз, он набрал своего предыдущего собеседника, посчитав, что информация того стоит. Все же МВД не МИД, они явно не в курсе всех международных раскладов.
Собеседник ответил тут же:
— Что-то срочное, надеюсь?
— Да, расшифровали разговор в метро. По вашей части, кем бы ни была девица, но она обращалась к парню как к Его Императорскому Величеству Трайордану Первому.
На стороне выругались…
— Млять, как вы мне все дороги! Какую империю мы уже успели под носом проморгать… Может ролевики какие-то? Или в Африке опять передел… Океания может тоже… Так он белый вроде бы…
Пётр Петрович молчал, не мешая думать собеседнику.
— Короче, не вмешивайтесь, брать мы их будем сами…
— Есть!
— Куда они сейчас?
— На Поклонку. В музей Великой Отечественной…
— Экскурсию она ему, что ли, устраивает?
— Так точно, в разговоре об этом шла речь, — отрапортовал Иванов, надеясь собственным рвением замять инцидент с сыновьями.
— Лучше бы в ресторан или клуб какой, те проще эвакуировать и брать приступом. А на Поклонке накануне Дня Победы яблоку упасть негде, — размышлял собеседник. — Вот что, пусть ваши оцепят музей, на всякий случай. Дальше наши сработают.
— Есть!
* * *
Мы остановились у гранитных стел. Ольга сделала глубокий вдох, будто собиралась нырять на глубину. Даже я ощутил тяжесть, витающую в воздухе. Для эмпатки же это место должно было стать настоящей пыткой.
— Может, не пойдём?
— Шутишь⁈ — возмутилась Ольга. — У меня четверо прадедов воевало в этой войне, которая стоила нашему народу двадцать семь миллионов жизней.
— Сколько? — не поверил я.
— Двадцать семь… — Оля говорила со слезами на глазах. — Не было ни одной семьи, которой бы не коснулась эта война. Погибло столько людей, что я до сих пор слышу их эмоции.
Мы прошли в зал, где золотыми буквами были высечены имена… много имён…
— Раньше мне казалось, что это наваждение, — взяла меня за руку Оля, — но я и тогда чувствовала, только не так явно, отголоски, тени… сейчас же… я вижу и слышу каждого. Как это возможно? Души ведь должны были уйти на перерождение? Очиститься… А они… как будто застыли здесь вне времени.
— Они не использовали магию. Не призывали тварей. Просто… шли и умирали. За других. За свои семьи, родителей, родину… А это не могло не оставить след, — ответил я эмпатке, умолчав о кое-чём другом.
Такая добровольная жертва во имя родной земли стала защитной печатью, которая с одной стороны будет постоянно подпитываться кровью, а с другой — будет хранить эту землю и её людей лучше всяких божественных артефактов. И судя по всему, таких печатей на этой земле за всю историю было несколько. Удивительные люди, коллективно сотворившие магию без доступа к оной.
Мы проходили сквозь панорамы самых известных битв, где один дом оборонялся дольше, чем некоторые европейские страны. И ведь никаких щитов или лечилок, никаких благословений или божественных артефактов. Только сталь и воля. Человеческая воля.
Мы видели тысячи лиц погибших на выцветших гравюрах. Детские игрушки на фоне руин. Письма с фронта.
— В нашем мире мёртвых быстро забывают, эмоции притупляют, оставляя светлую грусть. А вы… храните их память, передавая из поколения в поколение.
— Так и есть, — серьёзно кивнула Оля. — Они не требуют ничего. Ни мести, ни жертв. Просто… нужно помнить.
Мы стояли напротив Вечного огня и долго смотрели на пламя. Удивительно, но огонь, как символ очищения использовался и в напрочь немагическом мире.
«Не такие уж мы и разные, — мелькнула у меня мысль. — Только у нас общим
