на посту председателя КГБ СССР успел недолго побыть сам Федорчук. Но сейчас-то уже понятно, что ход истории изменил направление — карьера Федорчука закончена.
— А кто будет исполнять обязанности Рябенко? — спросил Генсек.
— Пока Медведев. Я уже подписал приказ, — уверенно ответил Андропов.
Не сказать, что я был против заменить старшего коллегу. Но представляя, какое количество бюрократической работы предстоит, какие склоки и интриги придется разбирать среди работников госдачи, среди персонала и обслуги, мне становилось не по себе. Потому я в очередной раз мысленно пожелал Рябенко скорейшего выздоровления.
Глава 20
Совещание закончилось. За всеми событиями день клонился к закату. На улице мело, и когда Леонид Ильич вышел к машине, почти стемнело. Я краем глаза заметил двух товарищей в штатском из наружки. Один кивнул мне, а я отдал ему ключи от своей копейки. Машина наружки и мой автомобиль пристроились в хвосте кортежа.
Сегодня Брежнев не стал идти до дачи пешком — видимо, слишком устал. Приехав в Заречье, он вошел в дом и сразу направился в кабинет. Григорьев отправился проверять посты, а мне уже можно было ехать домой. А с завтрашнего дня приступать к работе уже в качестве начальника.
Подойдя к стоянке и уже направляясь к своей машине, а почти нос к носу столкнулся с Алевтиной. Когда дежурства совпадали, мы пересекались с ней довольно часто.
— Владимир Николаевич, — окликнула она. — Вы не могли бы подвезти меня до дома? Метель…
Аля выглядела как снегурочка из сказки: белая песцовая шапка, высокая, с плоским верхом; синее пальтишко, тоже с песцовым воротником и манжетами; голубые рукавички. Из-под воротника виднелся ажурный белый платок, шерстяной, тонкий, как паутинка. Как называются такие платки? Кажется, их вяжут из ангорской шерсти. Оренбургский?
Помню такую песню «Оренбургский пуховый платок». Пела ее монументальная Людмила Зыкина — та самая русская женщина, о которых классик сказал: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». От ее голоса по коже бежали мурашки, настолько сильным он был. Она раскидывала руки, а на плечах лежал тот самый платок. Оренбургский…
В 2025 году такой можно купить в любом магазине. Или, заглянув в интернет, заказать онлайн. Сейчас, в семьдесят седьмом, такие платки продают в основном цыгане на базарах. Помню, как в юности выбирал подарок матери, ходил меж рядов, приценивался, и увидел несколько цыганок, обвешанных таким вот товаром. Денег у меня тогда хватило только на маленькую ажурную косынку.
— Красивый платок, — сделал я неуклюжий комплимент.
— Сама вязала! — Алевтина зарделась, стесняясь, хотя от мороза ее щеки и без того были уже почти красными.
Насколько знаю, она продолжает встречаться с физруком из школы, где учился Пашка. Но каждый раз, когда Алевтина сталкивалась со мной в Заречье, в ее глазах появлялась тоска — и я невольно чувствовал себя виноватым. Но сердцу не прикажешь. Старался увеличить дистанцию, разговаривал нарочито официально. Я сочувствовал ей, но не ломать же собственную жизнь из-за ее фантазий. Хотя, если бы можно было повернуть время вспять, я бы никогда не поехал с ней в тот лесок. И теперь всем было бы проще.
— Так вы подвезете меня? — повторила вопрос Алевтина, выдергивая меня из размышлений. — Еще и сумки тяжелые…
Как бы там ни было, не могу же я бросить женщину посреди зимней метели да еще и с тяжелыми сумками.
— Конечно, Алевтина, — ответил я, поднимая две большие сумки, что стояли у ее ног. — Ого, что там, кирпичи и гантели носишь что ли?
— Повара много наготовили сегодня. Ожидался приезд детей Леонида Ильича, с ночевкой собирались, но никто не приехал, — пояснила она. — Вот и раздали, чтобы не пропало.
Я прошел к машине, в которой сидели опера из наружного наблюдения и, постучав по стеклу, сказал:
— Мужики, я сейчас девушку подвезу. Но есть у меня подозрения, что здесь что-то не так. Если поднимусь к ней в квартиру, позаботьтесь, чтобы мышь оттуда не выскользнула. И выход на чердак перекройте. Проинструктированы, что Лесков — сильный гипнотизер?
— Проинструктированы, — ответил оперативник, сидевший за рулем. Кроме него в машине находились еще трое — один рядом и двое на заднем сиденье.
Чем было вызвано мое желание принять дополнительные меры предосторожности? Тем, что ход мыслей у Алевтины был сегодня каким-то странным. С одной стороны — все как обычно: про работу, про Пашку, даже про чувства ко мне. Но с другой — все они были каким-то слишком яркими. Вот если смотришь спектакль, а актеры в нем явно переигрывают. Так и здесь — словно бы все это выставлялось напоказ, чтобы отвлечь внимание от чего-то другого, скрытого и более важного. Потому мне это и напомнило кодировки наших недавних «пациентов». Но пока не сработал триггер, то проверить это не получится. Возможно, конечно, что у меня развивается паранойя. Но ничего — береженого бог бережет.
Открыв перед Алевтиной переднюю дверцу, я жестом пригласил ее занять место в салоне. Потом забросил сумки на заднее сиденье и, усевшись на водительское место, спросил:
— Ну что, до дома? — вопрос в общем-то риторический, ответа не требующий.
— А куда ж мне еще ехать? — ее брови юркнули под край шапки, глаза удивленно округлились.
— Кто знает. У тебя теперь жених есть, может, к нему…
— Скажете тоже, — Аля сердито нахмурилась. — Мне домой надо. Пашка уже пришел с продленки, ждет.
— Как он? Больше проблем с драками нет? — спросил я, поворачивая ключ в замке зажигания.
— Пока нормально. Старается…
До Москвы ехали привычным маршрутом. Аля всю дорогу не умолкала, рассказывала о сыне, о покупках, о своей квартире, о том, как она счастлива. Я бы поверил, если бы не читал ее мысли. И уж чего-чего, а счастья там точно не заметил.
— Как у тебя на личном фронте? — не удержался я от вопроса, который, казалось бы, не должен меня интересовать. — Что с тем физруком из школы? Встречаетесь? Или уже другой кавалер?
— Да все нормально. Тот же самый. Встречаемся, — она погрустнела. — Сделал предложение выйти за него замуж.
— А ты что?
— А я обещала подумать, — коротко ответила Алевтина, и мне не хотелось в этот момент копаться в ее мыслях.
Доехали до места. Я помог Алевтине выйти из машины, взял сумки и поднялся на этаж.
