5.4. С глаз долой — из сердца вон?
Насколько эта народная поговорка соответствует действительности? Конечно, долгая разлука может привести к разрыву отношений между любящими. Так, клятвы в верности девушки при уходе ее парня в армию не всегда соблюдаются. А одна жена заявила мужу, спортивному тренеру, большую часть года находившемуся на сборах, что она разводится с ним, потому что ей нужен муж, а не тренер. Многое зависит от силы чувства, моральных принципов. Однако при глубоком чувстве любовь выживает и в разлуке. Подтверждением этому может быть счастливый брак гениального виолончелиста Мстислава Ростроповича и выдающейся певицы Галины Вишневской, которая говорила: «Дружба дороже любви. Он мне за четыре дня вскружил голову, и вот с 1955 года мы вместе. Долгие годы мы не отказывались каждый от своей творческой жизни. Нередко мы встречались в прихожей, когда я уезжала на гастроли, а он возвращался со своих. У нас были пересекающиеся встречи и в аэропортах. У нас обоих всегда была насыщенная творческая жизнь, и это не помешало нам воспитать хороших детей. Мы оба счастливы в своем браке…»
Вот еще один пример — Геннадий Хазанов и Злата Эльбаум в браке более тридцати лет. «Расстояние для нас ничего не значит, у нас со Златой связь на уровне душ, а это сильнее, чем связь на уровне тел», — говорит Г. Хазанов.
5.5. Настоящая любовь — это потрясающий секс
Этот миф приходится очень кстати, когда нужно убедить себя, что, несмотря на безответность и тоску, сексуальные отношения и есть любовь, причем не просто любовь, а настоящая, данная свыше. «Когда я с ним, я обо всем забываю, мне ничего больше не надо. Меня тянет к нему словно магнитом. Такого секса, как с ним, в моей жизни еще никогда не было. Без него моя жизнь пуста! Если это не любовь, то тогда что же такое любовь?»
Этот образ любви размножен миллионными тиражами в книгах, фильмах, журналах.
Вот что писал по этому поводу М. О. Меньшиков еще в 1899 г.: «Половая влюбленность в течение веков составляет почти единственное содержание художественной литературы. Романисты всех времен и народов, начиная с глубокой древности, описывают любовь в бесконечно разнообразных условиях времени, места, обстановки, возраста, ума, красоты, здоровья, социального положения любящих; груды романов появляются на свете с регулярностью растительного царства; на смену одним бесчисленным печатным листам идут другие, вянущие с быстротою осенних листьев. Только великие романы живут долго, но зато они и крайне редки. Они описывают самую страсть, тогда как мелкие — преимущественно обстановку ее. Вот в этой-то обстановке половой любви и заключается тот обман, который изящная литература вносит в общее сознание. Тысячи плохих поэтов “воспевают” половую любовь крайне преувеличенно — как божественное чувство, как неземное блаженство, как светлое преображение жизни, ставящее ее выше разума, выше совести и всяких святынь души. Половое очарование описывается как одна невыразимая сладость, один неомрачаемый восторг. Незначительные поэты напрягают всю свою посредственность, чтобы изобразить любовь в самых пленительных формах; тайные сладострастники, они рисуют соблазнительные, невероятные картины, которыми успевают раздражить и свое воображение, и тех читателей, кто не свободен от половой похоти и кто свободен от нее совершенно. Только люди с большим вкусом или с большою совестью отвертываются от этой тонкой порнографии; масса же читателей бросается на нее с жадностью. Действуя в течение веков на неустойчивые мозги средних людей, любовный роман развращает половое чувство более, чем какое-нибудь другое влияние. “Любви не женщина нас учит, а первый пакостный роман…” — говорил Пушкин… Талантливейшие поэты, не исключая Пушкина и Лермонтова, прославляли пьянство и разврат — правда, утонченное пьянство, изысканный, анакреонтический разврат, которому предаваться тогда считалось признаком хорошего тона. В тайных великосветских кружках, в которых участвовал Пушкин, разыгрывались, например, такие “живые картины”, как гибель Содома, и наш величайший поэт едва не умер от этих оргий. Нет сомнения, что в более поздний, трезвый возраст и Пушкин, и Лермонтов отказались бы от своих эротических писаний, устыдились бы их, но плохие поэты — вроде Баркова — прославляли сладострастие и в поздний возраст. А современные поэты вроде Бодлера и Верлена воспели не только вообще разврат, но и все сумасшедшие, противоестественные его виды».
Из-за того что половое желание в понимании большинства людей соединено с идеей любви, они легко впадают в заблуждение, что они любят друг друга, в то время когда их физически влечет друг к другу.
Этим иллюзиям в значительной степени способствует обманчивый характер полового желания. Оно требует слияния, но может быть внушено не только любовью, но и тревогой, и одиночеством, жаждой покорить или быть покоренным, тщеславием и даже потребностью причинять боль и унижать. Половое влечение без любви только на краткий миг создает иллюзию единства, оставляющего чужих такими же чужими, какими они были прежде.