Хорошенько запомни все эти вещи. Сегодня или, может быть, завтра Они пойдут своим собственным путём.
Стихи Е. Герлах. Перевод с английского. Европейцы, одно слово. У них больше и тем-то нет кроме чайников и хлебных досок. Были бы темы посильнее, они бы и поизвестнее в мире стали бы.
Вот, например, тема — Муки ночью сказала, что с тринадцати лет хвалилась подружкам, что переспит с русским. Уж больно ей хотелось. Эту тему как понимать? Я бы написал лучше такой стих — спишь, спишь с Муки, и вдруг эта Муки такое заявляет.
Я собрал рюкзак и вышел, не попрощавшись с девушками на ресепшене, которые устроили мне такой мрачный хэмингуэй. Мой путь лежал в район Флажэ, где была контора Бенуа.
Хотелось домой. Не то что в Москву или к жене с сыном, а просто куда-нибудь домой. Я не был дома уже тысячу лет.
Наверное, проснуться летом на даче, выйти на пахучую терраску, забраться к бабушке на колени, и чтобы она меня потом покормила жареной картошкой. Больше всего на свете я люблю бабушкину жареную картошку, которой не ел тоже тысячу лет.
Мои родители снимали на лето четверть деревенского дома в ста километрах от Москвы и отправляли туда сидеть со мной бабушку. Там мы и собирали наши травы, бегали с ней по утрам.
Надо ей не забыть позвонить хоть перед отлётом. Мол, скоро приеду.
Там же проверяли очень сильно — кто отец, кто мать, кто сват, кто брат. Ну, а раз я под присмотром, вроде как, росла, у Ворошилова на хозяйстве работала, то мне и легче. А всё равно — полгода, наверное, проверяли. А я пока на базу пошла овощи перебирать.
Вот, в августе вызов c Кузнецкого моста приходит: «Приехала хозяйка… сейчас тебя повезут к хозяйке». А она была по лёгкой промышленности. И как сейчас помню — около Красных Ворот там какой-то текстильный комбинат был. Туда приехали, она на меня поглядела и говорит: «Какая худенькая! Но ничего, у нас отъешься».
А я неграмотная была, вроде Золушки — ну и про себя кое-что ей тоже ответила. Не могла, конечно, это вслух высказать, но ведь могла подумать, да?
Обидно просто стало. Я ведь сама по себе такая была, что могла поделать? Отъедайся — не отъедайся… Так и не отъелась никогда.
Они поговорили, а потом меня опять отправили обратно. Перебирать овощи. А к седьмому ноября опять вызвали. Видно, с готовкой они там не справлялись, — всё-таки праздник, гости…
Взял меня на машину Фердулов, и мы от Ворсонофьевского переулка по центру и — по Можайке. Я еду, все оглядываюсь, а потом смотрю — Одинцово. Я думаю: «Где ж я видела это?»
А я читала, в газете что ли, было про Одинцово написано. Вспоминала, вспоминала, так и не смогла вспомнить. Доехали до леса, где Маленков живет, у него только забор начался, и — машина испортилась. А нам дальше, за Маленкова, нужно было ещё. Пошли пешком. Прихожу — а там Максик, собака, была. Здоровая такая, добрая, всё хвостом машет.