дома. К моему великому удивлению и на счастье — к огромному удивлению монахов, мой ментальный щит сдержал антимагию и основная защита продолжала держаться. Однако Дэм забирал у меня слишком много, не церемонясь и к своему ужасу я осознала, что во мне осталось совсем чуть-чуть, ведь мне еще и приходилось держать защиту над собой и Медведем. Все то, что я так тщательно копила годами он выкачал из меня за считанные минуты, при этом продолжая выглядеть так же отвратительно как и когда мы только его нашли, создавалось впечатление, что к нему тоже кто-то присосался и качал из него энергию.
Медведь забеспокоился, я поняла это по его участившемуся дыханию, сил на телепатию уже не было, я повисла на его руках и безостановочно накачивала щит остатками своей силы, в ход пошла основная энергия, та что делала меня тем кто я есть. Я отдавалась полностью и не видела конца этому сопротивлению, я пыталась и не могла разорвать свою связь с Дэмом, не могла сказать ни слова Медведю который что-то кричал, я его не слышала. Проследив за исполненным ужасом взглядом Андрэ я увидела, что мои пальцы теряют плоть, истончаются, становясь полупрозрачными.
На грани сознания, краем зрения я заметила размытый силуэт, не похожий ни на монахов, ни на Отвергов, я не сразу но все же узнала Сварю, который, держа у лица респиратор, что-то кричал глядя на нас: — Портал, уводи ее через портал, глупый звереныш, я не успею.
— Я не могу, это магия высшего порядка, — заорал Медведь, его губы были искусаны до крови, а в глазах плескалось безумие.
— Ты сможешь, если ты ее любишь то сможешь, — с этими словами Сваря бросился в сторону угла где засели монахи, продолжавшие атаковать нас магией, — уходите немедленно, я постараюсь их задержать и вытащить Деметриума. У меня тут сюрприз припасен.
Он не успел договорить, как амулет, подаренный мне Учителем раскалился добела и с тихим, жалобным звоном лопнул, осыпав меня мельчайшими осколками, щит который я держала начал меркнуть, во мне больше не осталось ни капли магии, только возле сердца теплилась крохотная искорка.
Медведь, издав рык, в котором не осталось ничего человеческого, под последними обрывками щитов открыл крошеное окошко портала, трепещущее, как птенчик и, схватив меня, оглушенную, полуослепшую, полумертвую, в охапку, спиной назад рухнул в воронку.
Я не знаю сколько прошло времени, пока он, в отчаянии, прыгал из портала в портал, пытаясь разорвать нашу с Дэмом связь, но в какой-то момент я почувствовала, что от меня с легким, практически неслышным стоном, что-то оторвалось и в то же мгновение я перестала терять энергию.
— Остановись, — я даже не прошептала, скорее подумала, но он видимо прочитал это в слабом движении моих губ и сел на камни, бережно удерживая меня на своих коленях.
Я не сразу поняла где мы оказались, но очертания этих гор были мне бесконечно знакомы. Тоскана, моя родина, место силы, место где я родилась, где меня учила моя бесконечно обожаемая Ева.
Наступал час рассвета и солнце окрашивало верхушки в розоватый цвет. Невероятно красивое зрелище — розовые горы, это счастье что я увидела его снова, прежде чем уйду из этого мира. Я попыталась прикрыть глаза, но заметила, что моя ставшая полупрозрачной рука не удерживает света. Я поняла, что умираю, во мне не осталось ни капли магии, все было выпито без остатка, не знаю, что меня еще держало на этом свете, видимо любовь Медведя.
— Возьми у меня, — его голос был хриплым, так, если бы он до этого кричал, срывая связки, скорее всего так оно и было, я не помнила, — пожалуйста, возьми у меня, умоляю тебя.
Глупый, глупый Медведь, ты так ничего и не понял. Мало желать отдать, нужно еще, что бы тот, с кем ты делишься, захотел взять. Я не могла, не имела права так с ним поступать, особенно сейчас, когда жизни во мне оставалось на два вздоха, между нами не осталось бы и намека на тайну, ничего личного, интимного, его индивидуальность перешла бы ко мне, и он никогда, до самого конца предначертанных ему дней не смог бы даже получить возможность забыть меня.
Я закрыла ему рот ладонью, с улыбкой наблюдая как шевелятся его протестующие губы и мое сознание меня покинуло.
Скажите, вы когда нибудь видели сны, в которых явь мешается с видениями, те сны, в которых вы не уверены что спите, а проснувшись утром помните все, до последнего? У меня было сейчас похожее чувство — я одновременно пребывала в двух разных мирах: мире реальности, где я лежала на коленях у застывшего в скорби Медведя и в мире Сумеречном, том, куда уходят Иные после развоплощения. Я увидела Еву, она смотрела на меня так же как в тот день когда умерла. Я видела, что ее губы шевелятся но не могла разобрать ни слова, видимо моя телесная составляющая еще не совсем истончилась. Она наклонилась и заглянув мне в глаза вдруг сказала ясно и отчетливо: — Вспомни кто ты, вспомни что ты, не позволяй себя так просто сломать, ты — часть меня, а значит будешь жить.
Она не успела договорить как ее силуэт развеял невесть откуда взявшийся ветерок, он овевал и меня, казалось увлекая за собой вниз, к подножию. Я вспомнила первые месяцы без нее, когда я боялась выйти из своего укрытия и почти ничего не ела, я тогда очень истощилась, пока не догадалась подхватывать сны крестьян, живших в деревушке поблизости и питаться ими. Вот и сейчас я, скорее на инстинктах, потянулась туда, где когда-то была жизнь. Сейчас на том месте не осталось и следа от былого, только полуразвалившиеся остовы домов богачей, но я чувствовала, знала, что там есть сила. Слишком долго там жили люди: теплые, живые, чувствующие, они рождались и умирали, болели и выздоравливали, любили и ненавидели, их энергией пропитались земля, дерево и камни, я вспомнила как берут свою силу перевертыши и потянулась к развалинам. Она была там, лежала, свернувшись в клубок, сила любви, сила жизни, моя жизненная сила, та, что делает меня тем, кто я есть, ведь любовь это и есть жизнь, и не раздумывая больше ни мгновения я начала пить. Сначала аккуратно, осторожно, так, если бы меня сейчас оттолкнули, затем все яростнее, нетерпеливее, как пьет воду иссохший путник, захлебываясь, отрываясь что бы перевести дыхание и вновь припадая к источнику.
Не знаю сколько прошло времени, я практически не