сравнится с ней. Если и есть кто-то, кого я хотел бы видеть рядом в момент ухода из этого мира, то это определенно она.
Как будто кто-то только и ждал этого заявления, несколькими этажами ниже раздался глухой стук в толстую дубовую дверь, входную дверь башни. Венёр поднял голову, и на его лице отразилась эмоция, похожая то ли на нежность, то ли на надежду.
– Это невозможно, – возразил офицер «синих». – Прилив все еще высок, а рифы…
– Моя смерть идет издалека, – напомнил старик. – Это дальше, чем этот берег и чем наше настоящее.
Нервным жестом он поставил фарфоровую чашку на стол рядом с лабрадоритом, камнем из Ньюфаундленда, с сине-зелеными отблесками северного озера. Кончиками пальцев поправил очки и вышел из кабинета, прежде чем Жан успел его остановить. Он спустился по старой лестнице с поразительной скоростью, молодой офицер следовал за ним по пятам. И едва Венёр остановился на ступеньках первого этажа, как дверь внизу широко распахнулась. Старик застыл на месте. Молодой человек также замер, сдерживая дыхание. Луч солнечного света снаружи рассек облака. В дверном проеме против света показался темный силуэт женщины в треуголке и мужской куртке. Лицо ее было окутано тьмой, а на плече лежала коса, сплетенная из густых седых волос.
Венёр упал на колени, прижимая одну руку к сердцу и сминая атласную ткань своей куртки. Он скатился с лестницы. Жан бросился ему на помощь, склонившись у изголовья. Но было уже поздно. Сердце старика не выдержало. Он был мертв.
Жан с трудом подавил охватившие его чувства. Женщина вошла внутрь и сняла треуголку. Лейтенант вздрогнул. Он ожидал увидеть обветренное лицо путешественницы Мари. Вместо этого увидел перед собой бледный овал, смягченный тонкими морщинками, с серыми глазами цвета тумана.
– Пенитанс… – выдохнул он.
– Это забавно, – заметила гостья. – Прошло почти сорок лет с тех пор, как меня так называли.
Порт-Ройал, сентябрь 1753 года, на другом берегу океана
Прислонившись к углу стены, находясь почти полностью в тени, в задней части одной из самых грязных таверн порта, Клеман Венёр держал в своих длинных и тощих руках кружку коричневого эля, который уже давно потерял всякую видимость пены. Казалось, ботаник забыл об этом. Свет здесь казался настолько тусклым, что ему не нужны были очки. Он сложил их и спрятал во внутренний карман своего длинного пальто, бахрома которого лежала на деревянном столе, потемневшем от налипшей грязи.
На самом деле пиво было всего лишь прикрытием. Венёр демонстрировал мнимое расслабленное состояние, но на самом деле всё его внимание было сосредоточено на одном красавчике, который обольщал улыбкой прислугу, жестом заставляя наполнять его стакан, а другой рукой играл в карты с матросами. Жюстиньен де Салер, опальный аристократ, законный сын маркиза де О-Морта. Единственный законный сын, мысленно поправил себя Венёр с горечью во рту. Потому что Салон не был законным. Вот почему Салон умер. А тот другой остался жив. Другой, запрокинув голову назад, смеялся полупьяным горловым смехом. Он уже много выпил, и не только в этот вечер. Вскоре с него сойдет вся спесь. Его длинные черные волосы, еще не сильно грязные, свободно спадали на спину.
Венёр нахмурился. Что-то ненасытное внутри него, дух, привезенный из страны льдов, урчало в глубине кишок, и он был единственным, кто это слышал. Тот другой, сидевший напротив, обнимал за плечи английского солдата в расстегнутой форме. Здесь, посреди всеобщего опьянения, никто не упрекал его в братании с врагом. К счастью, Жюстиньен в действительности не принадлежал к дипломатической миссии, что бы ни утверждал будучи пьяным. Алкоголь развязывал ему язык. Иногда по вечерам Венёр слышал, как он рассказывал во своей парижской жизни совершенно незнакомым людям.
Однако молодой дворянин никогда не рассказывал о Бретани и тем более о Салоне, независимо от того, сколько контрабандного джина или рома выпивал. Венёра это еще больше злило. Как будто молодой мертвый лжесолевар, принесенный в жертву этим аристократом, в его глазах ничего не значил. Не был достоин существовать даже в памяти. Венёр стиснул пальцы на холодном металле кружки. На языке он ощущал привкус желчи, то ли из-за этого сына маркиза, то ли из-за той сущности, которую носил в себе со времен экспедиции на Север. Трудно сказать…
Внезапно ботаник насторожился, заметив рядом чье-то присутствие. Кто-то сел на соседнюю скамью справа от него. Это было необычно. Никто никогда не садился рядом с Венёром хотя бы потому, что он сам всегда выбирал самый отдаленный и темный угол в таверне, но, прежде всего, из-за его репутации вестника несчастья, прилипшей к нему с момента возвращения с Севера. Даже те, кто не слышал истории Венёра, держались от него в стороне, как будто он бессознательно источал это приписываемое ему проклятие.
Поэтому, когда он почувствовал рядом с собой присутствие другого человека, тепло его тела и шорох тканей, он был на мгновение застигнут врасплох. Отведя взгляд от объекта своего гнева, Венёр повернулся к подошедшему, но лишь слегка. Ровно настолько, чтобы увидеть резкий, слегка изломанный профиль, несколько прядей седых волос и тень черной треуголки. Это была женщина. Она осушила до дна стакан крепкого напитка. Должно быть, она была новичком в Порт-Ройале и не знала, кто такой Венёр, однако он был уверен, что уже видел ее издали, будто тень. Казалось странным ощущать кого-то рядом с собой. Это вовсе не было неприятно, но позволило ботанику просто почувствовать себя снова человеком. И всё же он предупредил незнакомку:
– Сидеть рядом со мной считается неприличным.
Она ответила легкой улыбкой, которая на миг рассекла ее щеку, словно удар кинжала.
– Меня мало волнует мнение людей. И я знаю, кто ты. Между прочим, даже лучше, чем ты сам.
Венёр усмехнулся. Не теряя самообладания, незнакомка продолжила:
– Я знаю, что ты привез с Севера. Это одна из причин, по которой я хотела с тобой встретиться.
Венёр прислонился к стене.
– Я ничего не привозил с Севера.
– Конечно, привез, – с совершенной естественностью ответила незнакомка. – Но об этом мы поговорим позже. Да, и я также знаю, чего ты хочешь.
– А чего я хочу? – произнес Венёр, и в его горле внезапно пересохло.
Мари подняла треуголку двумя пальцами, и от ее пристального взгляда ботаника бросило в дрожь. Движением подбородка она указала на молодого аристократа, который выкрикивал непристойности возбужденным и одновременно развязным тоном. Венёр с сомнением ухмыльнулся:
– Ты пришла предложить мне этого аристократишку на блюде? Я не совсем понимаю как.
Он сделал глоток своего теперь уже безвкусного эля, который ему совсем
