class="p1">
– Сегодня мы наконец-то увидим Париж? – спросила Вася, с наслаждением вгрызаясь в хрустящую корочку круассана.
– Только если ты перестанешь отвлекать меня, – промурлыкал он, нежно целуя ее пальцы, тронутые золотистым маслом.
Глава 51
День пятый.
Лувр встретил их ледяным дыханием мраморных залов. Вася, облаченная в легкое летнее платье, словно зачарованная, застыла перед "Джокондой", пытаясь разгадать тайну, затаившуюся в глубине ее загадочной улыбки.
– Она знала что-то такое, чего нам никогда не постичь, – прошептала она, словно боясь нарушить тишину веков.
– Вероятно, она знала секрет, как заставить художника забыть обо всем на свете, – ответил Алекс, нежно обнимая ее за талию и чувствуя, как ее тело податливо прижимается к нему.
Они заблудились в бесконечном лабиринте залов, то и дело останавливаясь для украденных поцелуев в полумраке, словно дерзкие подростки, сбежавшие на тайное свидание. Когда один из охранников попытался урезонить их пыл, Алекс лишь расхохотался и одарил Васю еще одним, особенно страстным поцелуем. Охранник, лишь безнадежно махнув рукой, поспешил ретироваться, оставив влюбленных наедине с искусством и друг с другом.
День шестой.
Сена искрилась под лучами заходящего солнца, когда они плыли на прогулочном катере, скользя по водной глади, словно в танце. Вася, прильнув к Алексу, слушала, как он на ухо переводит слова экскурсовода, щедро приправляя их двусмысленными шутками, от которых ее щеки вспыхивали румянцем, а смех звучал особенно звонко.
– Ты просто невыносим, – прошептала она, игриво покусывая его за мочку уха.
– Но зато только твой, – отозвался он, подливая ей еще искрящегося шампанского.
С наступлением темноты они танцевали на палубе под чарующие звуки уличных музыкантов, позабыв обо всем на свете, кроме прикосновений, взглядов и неудержимого влечения друг к другу.
День седьмой.
Пробуждение наступило лишь к полудню, сон сморил их после недели бесконечных прогулок и ночей, пропитанных безудержной страстью. Алекс открыл глаза от нежных поцелуев Васи, скользивших по его груди, постепенно спускаясь все ниже и ниже.
– Что-то ты задумала, – пробормотал он, запуская пальцы в ее шелковистые волосы.
– Просто хочу напомнить тебе, почему мы до сих пор так и не увидели Эйфелеву башню, – прошептала она в ответ, прежде чем его дыхание окончательно перехватило.
Позже, когда над Парижем сгустились сумерки, они, наконец, оказались у подножия величественного символа города. Башня сверкала в ночи тысячами огней, но их взгляды были прикованы друг к другу, словно ничто другое в мире не имело значения.
– Спасибо, – неожиданно произнесла Вася, нарушив молчание.
– За что? – удивился Алекс, слегка нахмурив брови.
– За то, что ты есть. За эту неделю. За наше "навсегда".
Он не ответил словами, зная, что лучше ответа не существует. Он просто притянул ее к себе и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь и преданность. Где-то вдали расцвел фейерверк, на мгновение осветив их лица яркими вспышками, но они этого даже не заметили, поглощенные лишь друг другом.
Их медовый месяц подходил к концу, но они оба чувствовали, что это лишь начало их долгого и счастливого пути. Впереди их ждали годы, наполненные такими же незабываемыми моментами, когда весь мир будет исчезать, оставляя лишь их двоих – влюбленных, счастливых, вместе навсегда.
День восьмой.
Утро ворвалось в их парижскую идиллию неожиданным приступом дурноты. Словно подброшенная пружиной, Вася вылетела из постели, оставив Алекса в растерянном полусне. Вернулась, бледная как полотно, руки дрожали мелкой дрожью, а в глазах плескался первобытный страх.
— Солнце, что с тобой? — Алекс встрепенулся, садясь на кровати и протягивая к ней руки. — Вчерашние устрицы?
Вася медленно подняла взгляд, ее пальцы судорожно переплелись. В голове пульсировала мысль, такая невероятная и пугающая, что язык не поворачивался произнести ее вслух.
— Алекс… — голос предательски дрогнул. — У меня задержка. Неделя.
В комнате повисла густая, звенящая тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем часов. Алекс замер, словно пораженный молнией. Затем резко вскочил, едва не опрокинув тумбочку с флаконами духов.
— Я… я мигом в аптеку. Сейчас же. Сиди здесь, хорошо? Не двигайся.
Час спустя. Приговор.
Две полоски. Багровые, дерзкие, неоспоримые. Вася сидела на краю ванны, вперившись в тест, словно он был не предвестником новой жизни, а смертным приговором. Алекс опустился перед ней на колени, обнимая ее за талию дрожащими руками.
— Боже… — прошептал он, словно боясь спугнуть чудо. — Мы… это…
— Мы будем родителями, — закончила за него Вася, и внезапно, словно волной, ее страх смыло странным, неземным спокойствием. Она нежно коснулась его щеки. — Ты… рад?
Алекс ответил не сразу. Он прижался лицом к ее животу, целуя сквозь тонкую ткань халата еще плоский живот, таящий в себе новую жизнь.
— Я счастлив, — его голос был приглушен и полон сдерживаемых слез. — Просто… Боже, Вась, мы создадим человека. Нашего человека.
Слезы хлынули из ее глаз. Не слезы страха, а слезы внезапно нахлынувшей, всепоглощающей любви — к этому мужчине у ее ног, к этому крошечному зернышку внутри нее, к их странной, прекрасной судьбе, сотканной из случайностей и предопределенности.
Вечером они сидели на балконе их номера, наблюдая, как расцветают огни Эйфелевой башни, словно россыпь бриллиантов на бархате ночи. Вася прижимала к груди чашку травяного чая — кофе теперь под запретом.
— Знаешь, что самое невероятное? — прошептала она вдруг. — Мы ведь не просто так пропустили самолет в Париж. Судя по срокам…
